обвинитель…
И Терехов заговорил — быстро, захлебываясь словами, не заканчивая предложений, ему важно было донести мысль, ощущение свое, чувствование, он, должно быть, и руками размахивал, сам того не замечая, потому что, когда слов у него больше не осталось, Терехов обнаружил, что стоявшая на столе фарфоровая статуэтка, изображавшая молодого Пушкина (классическое произведение советского ширпотребного реализма), лежит на ковре, разбитая на три неравные части. Лидия Марковна смотрела на гостя широко раскрытыми глазами, плотно сжав губы, будто ей очень хотелось что-то сказать и она из последних сил сдерживалась, чтобы не прервать тереховский монолог.
— Извините, — он опустился на колени, подобрал останки великого русского поэта, принялся выковыривать мелкие осколки из ворсистого ковра, но Лидия Марковна обрела, наконец, голос и способность выражать свои чувства и ощущения.
— Да оставьте вы эту гадость, в конце концов! — воскликнула она, и Терехов уронил собранные осколки.
— Я потом все соберу, — более спокойным голосом сказала Лидия Марковна.
— Весь день пропал, — продолжала она, будто говорила с собой, — теперь уже никуда не успею.
— Я не хотел… — виновато произнес Терехов.
— Не хотели! Вы хоть сами понимаете, что все это означает? То, что вы были здесь, и то, что вас здесь не было, и то, что Эдик написал роман, а автором оказались вы, и то, что мальчик в метро так похож на Эдика, хотя Эдик давно вырос из коротких штанишек.
— Вы хотите сказать, что мальчик…
— А вы так ничего и не поняли? — завершила Лидия Марковна свою длинную фразу.
— Нет, — отрезал Терехов.
— И Жанночка вам ничего не сказала?
— Она сказала только, что я виноват в смерти ее мужа, но это…
— Жанночка никогда не ошибается, — твердо произнесла Лидия Марковна. — Конечно, вы виноваты. Но это нужно почувствовать, а вы не чувствуете, вы — не вы лично, а мужчины вообще — живете вашей мужской логикой, как это глупо…
— Послушайте, Лидия Марковна, — взмолился Терехов. — Вы знаете, что я не мог убить вашего соседа, меня здесь в помине не было!
— Конечно, вы его не убивали, как можно об этом подумать!
— Господи! Вы! Только что! Сказали! Что я!
— Не нужно кричать, — поморщилась Лидия Марковна и неожиданно, вытянув шею, прислушалась к щелкающим звукам, доносившимся со стороны двери. — Жанночка пришла, — сказала она. — Я ей скажу, что вы здесь, она будет рада.
Лидия Марковна поднялась с дивана, издавшего вздох облегчения, и засеменила в прихожую. Щелкнул дверной замок, Терехов услышал приглушенные голоса, и ему захотелось исчезнуть, оказаться в своей комнате перед компьютером, прийти в себя и попытаться понять хоть что-нибудь; здесь — он знал точно — понимания не дождаться, все только еще больше запутается с их женской логикой и способностью выворачивать события наизнанку.
Следом за Лидией Марковной в комнату вошла эта женщина, кивнула Терехову, будто рассталась с ним минуту назад, и сказала, скинув с плеч на диванный валик легкую курточку:
— Лида, вы даже не напоили гостя чаем, это на вас не похоже.
— Мы разговаривали! — объявила Лидия Марковна.
— Тогда я…
— Еще чего! Садись и разбирайся. Я сейчас.
Хозяйка скрылась за дверью, которая, видимо, вела в кухню, а Жанна Романовна опустилась на диван и произнесла тихо, Терехову пришлось напрячь слух, чтобы расслышать хотя бы слово:
— Господи, я хочу умереть, помоги мне, Господи, воля твоя…
— Извини, Жанночка, — сказала Лидия Марковна, насыпав себе в чашку четыре ложки сахара и взяв огромный кусок магазинного пражского торта, от одного вида которого Терехову стало дурно: крема в этом изделии было больше, чем теста, а теста больше, чем смысла. — Извини, надо бы нам помянуть Эдика, но у меня нет спиртного, ты же знаешь…
— О чем вы говорите, Лида, — Жанна Романовна на глазах у Терехова совершила подвиг, откусив от торта кусочек.
— Владимир… э-э… Эрнстович, — продолжала Лидия Марковна проникновенным тоном, — вы знаете, Эдик был человеком не от мира сего. О нем нельзя сказать слов, которые подошли бы для кого-нибудь другого. Таких людей…
— Не надо, Лида, — сказала Жанна Романовна, поморщившись. — Эдик был обыкновенным человеком. И не заслужил такой смерти.
Лидия Марковна осуждающе покачала головой, она была с Жанной Романовной не согласна, Терехов только не мог понять — в чем именно: в том, что Ресовцев был таким, как все, ии в том, что не заслужил смерти, но, во всяком случае, не согласиться она могла лишь с одним из утверждений, поскольку, по мнению Терехова, они противоречили друг другу.
— Пожалуй, — сказал он, — я лучше пойду…
— Нет-нет, — быстро проговорила Лидия Марковна, — не обижайтесь. Вы ничего не понимаете, а Жанна боится вам рассказать. Я вижу — боится, хотя и не подает вида.
— Что я всегда ненавидел в плохих романах, — сказал Терехов, — так это хождение вокруг да около. Один из персонажей знает тайну и не может найти время или силы, или желание рассказать обо всем главному герою или хотя бы автору. Какие-то намеки, иносказания, а главный герой мучается, и в последней главе все равно ему рассказывают то, что могли сказать в первой. Я могу понять, хотя мне это и не нравится, когда читателя триста страниц водят за нос. Но в жизни… Я не понимаю, что происходит, а Жанна Романовна понимает, и вы, кажется, тоже. Так почему бы вам… И покончить с этим… Это так просто — сказать… С начала до конца… Неужели нужно издеваться над… И еще обвинять… В чем?.. Я ведь ничего не… как вы этого не видите…
Слыша себя будто со стороны, Терехов с ужасом понимал, насколько бессвязной становилась его речь, и надеялся, что обе женщины пожалеют и скажут, и все это кончится, кончится, кончится наконец…
— Хватит, — сухо сказала Жанна Романовна, будто выстрелила из пистолета. Терехов замолчал.
— Я знаю столько же, сколько и вы, — продолжала эта женщина. Лидия Марковна встрепенулась, и Жанна Романовна немедленно поправилась: — Чуть больше, конечно. Пожалуй, вам нужно прочитать статью «О пространственно-временных проявлениях внематериальных состояний». Эту статью Эдик не любил, но на нее, во всяком случае, было меньше всего отрицательных отзывов. Ее вроде бы даже собирались публиковать в «Трудах ИФВЭ» — это Институт Физики Высоких Энергий, если вы не знаете… В Протвино, Эдик там вел совместную работу, не по своей теме, естественно… Вы слушаете меня?
— Д-да, — выдавил Терехов. — Вы знаете, что ко мне приходил следователь из милиции?
— Я не… — прикрыв ладонью рот, сказала Жанна Романовна.
— Адвоката у меня нет. Защищаться я должен сам. От обвинения в плагиате тоже, кстати говоря. Так что давайте эту статью, если она имеет хоть какое-то отношение…
— Насчет следователя — это ужасно, — тихо проговорила Жанна Романовна. — Я совсем не хотела… Лида, вы говорили кому-нибудь, что видели Владимира Эрнстовича тем вечером?
— Нет, конечно! Мы же договорились! — возмущенно заявила Лидия Марковна.
— Откуда тогда…
— Я сам виноват, — поморщился Терехов. Относительно кратко и, наверно, очень сумбурно он рассказал о том, как звонил майору, как тот сложил два и два и прислал следователя разбираться.
— Понятно, — сказала Жанна Романовна. — Вы подниметесь со мной или подождете здесь, пока я принесу…
— Возьми молодого человека с собой, — сказала Лидия Марковна. — Я с вами и так уйму времени потеряла — Владимир Эрнстович меня у выхода поймал, я шла в магазин, пришлось вернуться…
