верхнего этажа, по лестнице, тихонько спустилась его жена.
– Господи! Я слышала, как вы орали друг на друга!
– Да уж! – Даниэль тяжело вздохнул и посмотрел на свои руки. – Мне пришлось её даже побить.
– Бедненький! – хрупкая фигурка жены прижалась к нему с жалостью. – Не расстраивайся так, может ей это поможет.
– Надеюсь… Но я ещё ни разу в жизни не ударил женщину!
– Ну что ж сделаешь, – философски заметила она, увлекая своего мужа за локоть по ступенькам. – Иногда это даже полезно.
– Вот уж не знал! – удивился он с воодушевлением. – Спасибо за просвещение!
– Но всегда помни о последствиях! – нравоучительно заметила она. – Они могут оказаться для тебя очень печальными!
– Да! – согласился Даниэль. – Уже имею проблемы с полицией!
– Полиция это цветочки! – его жена почти повисла у него на руке. – Моя месть была бы куда страшнее! – и она выразительно и звонко щёлкнула белыми зубками. Даниэль в ужасе попытался вырваться, свободной рукой прикрывая оголённую шею.
А Мария мчалась по улице не осознавая куда и в какую сторону. В её голове звенели последние слова Даниэля: «Не поливаешь!» «Какое его дело?! Они мои, что хочу то и делаю!» а потом: «А почему действительно не полила? Неужели всё это время они стоят без воды?! Или может всё-таки..? Да нет, не поливала. Ну как же я так, ведь так нельзя! Они то ведь хотят жить! И зависят только от меня. Тут он прав! Но при чём здесь знакомые и родственники? У меня горе, мне не до них! Хотя… У них ведь тоже! Хоссе ведь родной брат Даниэля, ему ведь тоже тяжело! А мать, а отец?!»
Мария даже остановилась на мгновение, осознав, что виделась с ними только на похоронах. «Ведь для них он вообще самый родной и близкий! Как же я о них забыла? Кажется, они хотели со мной увидеться? Как глупо и нехорошо! Надо к ним поехать! Сегодня же! А куда это я несусь? Ах да, в полицию!» Она остановилась и с удивлением заметила, что находится возле своей фирмы, почти возле самых парадных дверей. Через огромные стёкла был виден охранник, который уже стоял у дверей, готовый их открыть, как только она подойдёт поближе. Он деликатно посматривал в её сторону, явно не решаясь выйти на улицу к ней навстречу. «Сотня людей! – вспомнила Мария. – Ну не сотня, а всего девяносто шесть человек! Но… Всё-таки… Они ведь действительно зависят от меня, а я о них забыла!» Она вспомнила, сколько лет было потрачено на создание фирмы, как долго она подбирала и складывала коллектив, какие у всех прекрасные отношения не только на работе, но и после. «Ведь они мне тоже как семья! Большая дружная семья!» И она быстрым шагом вошла в моментально распахнутые перед ней двери.
Через пару часов она позвонила на мобильник Даниэля.
– Привет! Ты ещё в городе?
– Да! Я тут с женой, надо было кое-что купить. – последовал настороженный ответ.
– Вы бы не могли меня захватить с собой, – попросила Мария. – Хочу увидеться с мамой и отцом.
– Даже не знаю… – в задумчивости ответил Даниэль.
– Что такое, почему? – она даже заволновалась.
– Да вот, ушёл в подполье, – стал объяснять он. – Приходиться скрываться от полиции.
– Да брось ты! – всё поняла она. – Как-нибудь разберёмся между собой, – и миротворчески добавила: – По семейному.
– Хорошо! Мы будем у тебя через час! – потом не сдержался и всё-таки добавил: – Если это конечно не ловушка!
Так Мария-Изабель вернулась к жизни. Но печаль всегда, неизгладимо присутствовала рядом с ней. Она забыла, что такое смех, а если и улыбалась, то только по случаю, из обязанности, да и то, крайне редко. Она совершенно перестала совершать любые поездки для отдыха и не выделяла себе времени для праздных прогулок. Всё, даже малейшее своё свободное время, она посвящала какому-нибудь занятию, чаще всего связанного с её работой. Она старалась как можно больше себя выматывать, что бы придя домой без сил свалиться на кровать и сразу уснуть. А с утра лишь открыв глаза, моментально находила с десяток причин для того, что бы вскочить, даже в выходные и загрузить себя работой.
Потому что она боялась оставаться наедине со своими мыслями. Она, так реально смотрящая на всё в своей жизни, соизмеряя всё только с действительностью, с растерянностью, и даже с ужасом, стала замечать за собой, что начинает жить в каком-то вымышленном и несуществующем мире. Особенно по ночам, когда её вдруг одолевала бессонница.
Виной тому была сказка-фантазия, рассказанная ей Хоссе в самом начале их совместной жизни.
«Какой смысл был ему заставлять меня о ней вспомнить именно после того, как с ним что-нибудь случится? Или, если вернее, после того как он умрёт? Он ведь был очень добрый и страстно меня любил. Он бы не захотел моих лишних терзаний и мучений, которые я бы получила, после того, как его не станет. Значит всё-таки, была у него какая-то уверенность в том, что он мне рассказывал, ну хотя бы мизерная, хотя бы мало-мальски осуществимая и возможная!
Но как поверить в то, что я помню? Это же не нереально! Такого не бывает! Но всё-таки: допустим… Но это же мне претит! Я не могу допускать невозможного! А если всё-таки попробовать и подойти ко всему этому с самой реальной точки зрения? Если, конечно, забыть, что всё это сказка, бред… Ладно, забудем! Что я имею? Даже если поверить в то, что он говорил, то первое: он обещал вернуться очень скоро – день, два, ну пускай через неделю. Но ведь никто ко мне не подходил! Никто, никто! А уж тем более с обещанными объяснениями. А если бы подошёл? Готова ли я узнать в совершенно чужом и незнакомом мне человеке, моего… любимого? Неужели мне бы удалось догадаться и почувствовать – это он!? Скорей всего, да! Я бы, наверное, поверила ему с первых же фраз. Если бы это был он, то он знал, что и как мне рассказать. А удалось ли бы мне забыть о чужих руках, глазах, да и всём теле, того человека, в разум которого он бы вселился? Опять-таки – скорей всего, да! Наверное, это было бы очень трудно, но Хос…. … мой любимый смог бы это сделать без особого труда.
Тогда возникает вопрос: где же он? Почему не идёт ко мне, зная, в каком я горе, печали и тоске?
На этот вопрос есть только два ответа! Первый: он попал под влияние более сильного, гитодуального разума и не может им управлять вообще, или так быстро и действенно, как ему хочется. И второй ответ: всё это нереальная сказка, выдумка и безрассудная фантазия непонятно для чего рассказанная мне покойным Хоссе.
Исходя из этого, можно сделать лишь два вывода. Если верен первый ответ, то надо набраться терпения и ждать. Ждать, надеясь на чудо, никому и никогда о нём не рассказывая и загнав это ожидание в самые дальние и потайные уголки своего сознания.
Если же верен второй ответ, то надо смириться и нести свой крест по жизни мужественно и стойко, не забывая обо всех тех, кто меня продолжает любить и обо всех тех обязанностях перед обществом, о которых я всегда любила высокопарно выражаться!»
И Мария-Изабель, набравшись терпения, смирилась. Смирилась со своей тяжелейшей утратой. Но где- то в самой глубине души сохранила тончайшую нить надежды на какое-то чудо или нечто подобное.
Но время шло. Недели, месяцы и даже годы. И от тончайшей нити надежды не осталось ничего, ну почти ничего, а вернее, только призрачная память.
Уже прошло три с половиной года с тех пор, как Мария стала жить одна. Её жизнь, если можно так выразиться, нормализовалась, то есть, обрела некую стабильную однообразность. Работа, занимающая все её мысли и время, шла очень успешно, и это было единственное, что доставляло Марии радость и удовлетворение. Ну, еще, пожалуй, нечастые визиты её друзей и близких родственников. Были, правда, и шумные, весёлые презентации или показы мод, в которых она участвовала со своими моделями одежды, но на них она чувствовала не в своей тарелке и смотрела на них с чисто практической точки зрения. Они были необходимостью и не больше.
Очень часто, на подобных мероприятиях, представители сильного пола пытались за ней поухаживать, вполне резонно считая: что не обратить внимания на такую шикарную, утончённую и привлекательную женщину, было невозможно. К великому сожалению всех воздыхателей, их попытки всегда встречались холодно и однозначно: никаких сближений и уж тем более, интимных отношений. Даже очень настойчивые мужчины, умеющие вскружить голову любой женщине, за короткое время понимали: она не для них, с ней невозможно даже разговаривать о чём-либо кроме работы. Её глаза обжигали таким холодом, что пропадала
