Мы изготовились. Тогда ярл снова крикнул:
– Хей!
Мы дружно попрыгали в реку и поплыли к берегу. Рыжие люди завизжали от радости и принялись еще усерднее осыпать нас стрелами. Они стреляли очень метко, и поэтому только семерым из нас удалось достичь берега.
Но берег там, на Рже, как я вам уже говорил, очень вязкий, и мы без посторонней помощи ни за что бы не выбрались на сухое место. Да только этого и не потребовалось! Рыжие люди встретили нас прямо на мелководье, и мы схватились с ними в битве.
– Хей! Грязные собаки! – кричали мы.
– Хей! – кричали они. – Облетевшие листья!
Мы бились очень хорошо, никто из нас не дрогнул. Но рыжих было очень много, да и к тому же вязкая глина не чинила им ни малейшей помехи, и поэтому они весьма скоро зарубили моих четверых товарищей- гребцов, а меня, ярла и Лузая повалили в липкую грязь, крепко-накрепко связали веревками, и уже только после этого выволокли на сухой берег.
Как я потом узнал, Айгаслава и Лузая рыжие пощадили потому, что на них были кольчуги дорогой выделки, что сразу выдавало их непростое происхождение. А я был оставлен в живых из-за того, что первым прыгнул за борт. Рыжие люди посчитали, что я – самый храбрый из листьев. Глупцы!
И ярл им тоже так сказал:
– Глупцы! Развяжите меня!
Но они в ответ только смеялись. Лузай молчал. И я молчал. Кричал и возмущался только ярл. Тогда они ударили его по голове – и ярл затих, закрыл глаза, обмяк, а изо рта у него потекла кровь. Я опять промолчал. А Лузай им сказал:
– Напрасно вы так поступили. Если этот человек сейчас умрет, то вы даже не успеете об этом пожалеть! – и засмеялся.
– А почему это так? – спросили рыжие.
– А потому что этого человека уже однажды убили, – очень зловещим голосом сказал Лузай. – Да-да, – жарко продолжил он, – убили! А потом, когда он опять стал живым, то в Ярлграде было зарезано столько народу, что после этого еще три года тамошняя земля была красна от пропитавшей ее крови. Только потом уже дожди ее отмыли.
– А как он был убит? – спросили рыжие.
– Ему отрезали голову, – сказал Лузай. – Если не верите, то посмотрите шрам. Но только будьте осторожны, ибо мой господин очень злобного нрава.
Рыжие люди внимательно осмотрели шрам на шее ярла и пришли в крайнее замешательство. А потом, по приказу старшего из них, они поспешно освободили бесчувственное тело Айгаслава от веревок и переложили его на плетеные носилки. А нас с Лузаем, как подстреленных диких свиней, привязали за руки и ноги к жердям.
Правда, зато никто нас не обыскивал и ничего не отнимал – даже мечи при нас оставили. Нас так и понесли – вместе с мечами. Я уже и раньше слыхал, что рыжие люди не алчный народ. Живут они в лесу, в берлогах, булто медведи, питаются дичью и рыбой, пьют мед, ходят в звериных шкурах. А глиной они себя мажут только перед битвой. Когда-то, говорят они, у них не было такого обычая. Но однажды, когда на них нагрянули прелые листья (они всегда так выражаются) и сожгли уже много поселков, а жителей угнали в рабство, в одном поселке у реки случилось вот что. Когда чужеземцы начали сгонять людей к Общинному Дубу, некоторым мужчинам удалось-таки вырваться и бежать. За ними была послана погоня. Но мужчины успели добежать до реки и попрятаться на мелководье – зарыться с головой в красную глину и там затаиться. Говорят, что они пролежали в глине весь день до самой ночи, а не задохнулись они потому, что еще загодя припасли с собой дыхательные хворостинки. Но это, конечно, не так, ибо нам прекрасно известно, кто сохранил им жизнь!..
Однако не будем прерывать чужого рассказа. Итак, дождавшись ночи, мужчины скрытно вернулись в поселок, неожиданно напали на чужеземцев (то есть на отцов отцов наших отцов) и перебили их всех до единого. И с той поры, собираясь на битву, воины рыжих людей обязательно покрывают свои тела красной глиной и поэтому не знают поражения.
Ну что ж, пусть будет так, пусть мы всему этому как будто бы поверили. Но только у каждой Земли есть свои боги, и не нужно делать из этого тайны. То, что Чурык – их главный бог, об этом всем давно известно.
Мы в этом тоже убедились. Когда нас внесли в поселок, то первое, что мы увидели – это огромный глиняный истукан, очень похожий на нашего Хрт, только немного выше его ростом и шире в плечах. Таким и должен быть Чурык, чего тут узнавать?! И я уже подумал, что нас прямо сейчас отдадут ему на потеху! Однако они поступили иначе – свернули в сторону, пронесли нас еще немного и сложили возле Главного Кострища. Огонь на Главном Кострище разводится не каждый день, а только в дни великих радостей или столь же великих несчастий. Но для того, подумал я, кого наименуют Белой Глиной, большая ли в этом разница?
Вот я опять вспомнил про Белую Глину. Но тогда до нее было еще очень далеко – мы же тогда лежали еще просто на земле, а не на жертвенных дровах, и нас было еще трое. А рядом стояли тамошние старейшины. У них был очень важный, даже надменный вид. Но Лузая это ничуть не смутило – он тут же повернулся к ним и очень сердитым голосом сказал:
– Развяжите меня! Я должен привести в чувство своего господина.
Лузая развязали. По озабоченному виду старейшин и по той поспешности, с которой они это делали, я понял, что им уже известно о нашем разговоре у реки. А тут еще Лузай держался так, как будто это не он у них в плену, а они у него. Склонившись над неподвижно лежащим ярлом и внимательно осмотрев его раны, Лузай строго потребовал воды, а потом, когда ему ее подали, обмыл Айгаславу голову, достав нож и два раза уколол его в горло, прямо в шрам. Ярл сразу открыл глаза, осмотрелся и уже даже хотел было что-то сказать…
Но Лузай опередил его, воскликнул:
– Ярл! Не гневайся! – и сразу же стал говорить дальше: – Эти люди очень сожалеют о том, что случилось. Они же не знали, что тебя нельзя убивать. Но когда я рассказал им, как ты расправился с теми, кто посмел отрубить тебе голову, то они сразу же пообещали, что они теперь будут обходиться с нами совсем по-другому! – и оглянулся на старейшин, и спросил: – Так я сказал?
Старейшины молчали. Так и остальные рыжие люди, которые в большом числе уже обступили нас со всех сторон, тоже молчали. И вид у них был весьма и весьма недружелюбный. То есть было сразу видно, что Лузаю вряд ли удастся перехитрить дикарей, запугать их нашим могуществом. Поэтому, так думал тогда я, единственное, что нам остается, это встретить свою смерть достойно, как и положено настоящим воинам. Пока нас несли в поселок, я уже немного ослабил путы, связывавшие мои запястья, а когда нас положили на землю, я их совсем снял. Поэтому теперь мне нужно было только незаметно дотянуться до меча, вскочить и броситься на них. И мне тогда еще подумалось: глупцы, первым делом нужно отнимать у пленников оружие, а уже потом приниматься за всё остальное!
Но тут один из стариков – как я потом узнал, старший старейшина – вдруг быстро подошел ко мне, наклонился, схватил мой меч, вырвал его из ножен…
И, улыбаясь, сделал вот что – провел подушечкой большого пальца по его лезвию – и меч сразу почернел и растрескался, старик тряхнул его – меч развалился. Я смотрел на все это и, честно признаюсь, меня просто трясло от ужаса! Потому что я тогда подумал, что сейчас он дотронется до меня – и что тогда от меня останется?!
Но старик уже поднялся, повернулся к Лузаю, протянул к нему руку и, опять улыбаясь, сказал:
– А теперь твой меч! Отдай!
Но Лузай и не подумал отдавать ему меч! Он даже вот так отшатнулся! Но и сказать ничего не сказал, а только вот так покачал головой, что не даст. Старик еще раз улыбнулся и спросил:
– А зачем он тебе? Ведь ты же его все равно здесь ни на кого не поднимешь. И ты мне в этом сейчас поклянешься. Ведь поклянешься же?!
Лузай весь аж перекосился, он стал даже еще чернее, чем обычно… А после все-таки поднял руку и свел пальцы крестиком. Старик одобрительно закивал ему на это, а после повернулся к ярлу. Ярл ничего не
