всегда радует. Итак, я им сказал то, что сказал, потом еще два дня ушло на сборы. На третий день мы двинулись на Ровск. И мы шли не скрытно, а наоборот – выслали вперед гонца, чтобы он вызвал Гурволода в поле. Не выходить к своим – это позор. Совсем другое дело, если это чужеземцы, тогда не стыдно укрыться за стенами. А тут, когда зовут свои, то хочешь или нет, а выходи! И он вышел. А его люди даже утоптали снег для большего удобства в предстоящей битве. Когда мы подошли к тому утоптанному полю, я – не самолично, конечно, а через бирюча – приветствовал Гурволода и передал ему дары, а после выстроил свою дружину клином, ударил – и пробил их центр, а с флангов бросил кавалерию, и на этом дело почти сразу кончилось, потому что они побежали. То есть прямой таран вкупе с двойным обхватом – все было проделано в точности, как в руководстве по стратегии, классический пример, которым, не стану скрывать, я был очень доволен. И длинный Любославов меч меня тогда тоже порадовал, я же его славно накормил! А после этим же мечом я обкорнал Гурволоду бороду и бросил ее в жертвенный костер, а самого Гурволода мы привели на веревке в Ярлград, а там…
Ну, скажем так, обратно в Ровск он уже не вернулся. Да и не он один, а все, кого мы тогда с ним привели, потому что Хрт был очень голоден. И он опять кивал мне и шептал. Но я опять его не слушал! А я опять собрал всех воевод, опять сказал – и был добрый мороз, мы пошли на Стрилейфа и взяли его, и обкорнали ему бороду, и он мне поклонился. А вот в Ярлград его не повели. Стрилейф остался у себя и чтил меня. А я вернулся в Ярлград и поднес Хрт богатые дары, а самого его не слушал, пировал, а после опять выступил – теперь на Верослава! И взяли бы Тэнград, и поклонился бы и Верослав. Но кончилась зима, сугробы пали, началась распутица, и мы остановились. Мне не хотелось возвращаться без победы, и я стоял и ждал, чтобы хоть немного подсохла земля и можно было идти дальше…
Как вдруг прибыл гонец от Верослава и привез грамоту, в которой Верослав признавал мое безусловное старшинство над собой и тут же срочно призывал меня к себе на помощь, ибо, как он писал, на его земли идет криворотый народ, и одному ему от них не отбиться, ибо их тьма и тьма. Вот, в принципе, и всё, что было сказано в грамоте. Я удивился. Я же был достаточно наслышан о криворотых. Да, думал я, когда-то это и в самом деле был грозный народ, их прежний ярл, дед нынешнего ярла, был весьма удачлив и провел много успешных походов. А после криворотые его то ли убили, то ли предали, потом опомнились, весьма об этом сожалели – и началось всегдашнее варварское мифотворчество. То есть они стали приписывать ему чудесное рождение, дар ясновидения, способность к перевоплощению… Ну, и так далее. То есть фантазия у них богатая. А силы у них нет! Ушел их полубог, держава развалилась, жили они в землянках, голодали и не решались ни с кем враждовать. Вот кто такие криворотые. А Верослав вдруг оробел! Поэтому я и подумал, что здесь что-то не так, и, отложив грамоту, начал расспрашивать гонца. Но то ли он был очень глуп, то ли не менее очень научен, только он был весьма немногословен и на любые мои вопросы он совершенно однообразно отвечал, что криворотые идут, и что идут они не только войском, а сразу всем народом, потому что они бросили свои прежние земли и теперь хотят поселиться на наших, а нас всех перебить, а мы слабы. У Верослава, добавлял гонец, и пятисот мечей не наберется. А сколько самих криворотых, и почему они вдруг поднялись, гонец не знал. А, может, не хотел нам говорить или ему было не велено. А, может, вовсе лгал – все, от начала до конца. И грамота лгала, лгал Верослав, чтобы заставить нас идти по бездорожью, завлечь в засаду и разбить, вырезать всех до единого! Вот о чем я тогда подумал. И я прекрасно знал, как это делается, потому что мой дед, правда, в совсем других местах, так потерял четыре легиона и сам там же погиб, и мой отец был вынужден вместо него предстать перед Синклитом и, опять же вместо него, выпить чашу цикуты. А через двадцать лет я, заложив имение, за полмиллиона номисм купил себе право вернуться туда – и разбил змеегорцев! И тем вернул нашу честь! Но это было в моей прежней жизни, где всё было достаточно понятно и рационально, где можно было посчитать, кто лжет, а кто говорит правду. А здесь, у варваров, они сами не знают, думал я, что правда, а что нет. И, может, Верослав вовсе не лжет, думал я дальше, и, может, как я теперь думаю, я бы тогда ему поверил и вышел бы к нему и встал бы с ним заодин против Кнаса…
Но в тот же вечер был еще один гонец – ярлградский. Он был предельно краток, он сказал:
– Белун зовет тебя. Хрт требует. Не медли, ярл!
Я не посмел ослушаться. В ночь собрались и ночью же, не дожидаясь утра, двинулись. В пути гонец рассказывал: Хрт подал голос, он теперь постоянно что-то говорит, но никто не понимает его слов. И еще вот что: Макья плачет. То есть из камня текут слезы. Он также еще много говорил и о каких-то других, по их варварским понятиям, тоже очень важных знамениях, но я его уже не слушал. А шли мы тогда напрямик, очень спешили. Пришли – и сразу к капищу. Хрт, увидав меня, кивнул…
А после громко и отчетливо сказал: «Убей меня!». Вначале я просто зажмурился. Потом я отвернулся от него и посмотрел на Макью. В ее каменных глазах действительно блестели слезы. То есть вода, подумал я, это просто вода, элементарная механика. А Хрт опять сказал: «Убей меня!». Мне стало очень страшно. Я, оглянувшись, посмотрел на воевод. Чурпан тихо спросил:
– О чем он говорит?
Я промолчал, я не знал, что ответить. Я понял, что они его действительно не понимают. Но отчего это так, думал я, он же так четко и так громко говорит! И это что, тоже механика? И мне стало еще страшней! А теперь уже Шуба воскликнул:
– Ярл, что он говорит? Скажи!
И остальные:
– Ярл! Скажи! Ярл! Ярл!
А я молчал. Меня всего знобило. Потом вдруг сильно свело руку… И так, сведенную, и повело ее к мечу, и рукоять меча сама собой легла в ладонь, пальцы сцепились, сжали рукоять… И тут я вдруг почуял, как начинаю наливаться силой! И как мой меч начинает гудеть з сам по себе выдвигаться из ножен! И этот меч, я в этом был уверен, одним ударом поразит Благого Прародителя – и тот развалится и рухнет. А после я ударю еще раз – и рухнет Макья. И Бессмертный Огонь их сожрет. И тотчас и себя сожрет, погаснет. А выбежит Хвакир – я зарублю Хвакира. И тогда всякий сможет беспрепятственно пройти на беззащитную кумирню, открыть дверь в Хижину, войти, увидеть колыбель – и подступить к ней, поднять меч…
А мне со всех сторон кричали:
– Ярл! Что он говорит?! Ярл! Отвечай!
Но я по-прежнему молчал. Сперва мне было просто очень страшно. Потом, немного успокоившись и, помянув Всевышнего, я начал думать так: «Кто я такой? Я разве варвар Барраслав? Нет, я – архистратиг Нечиппа, руммалиец, патриций, сын и внук патрициев, наш род – один из самых знатных в Державе. Так что же я теперь, как наемный палач, буду рубить беззащитного старика, пусть даже он каменный идол? Нет, ни за что!» И я стоял неподвижно. А Хрт все повторял и повторял: «Убей меня! Убей!» – и с каждым разом всё громче и громче! Но я уже был спокоен, я уже знал, кто я такой. Вот почему я тогда резко повернулся к Белуну и вот так покачал головой – нет, не могу! И не хочу! И не заставите!
А Хрт опять крикнул:
– Убей меня!
А все опять:
– О чем он говорит? Ярл, отвечай!
Но я опять покачал головой – не скажу. Потом, собрав все свои силы, разжал пальцы… и снял руку с меча… и протянул ее Белуну. Белун подошел ко мне, взял меня за руку и, обернувшись к ним, сказал:
– Хрт призывает ярла в Хижину. – Потом спросил: – Так, ярл?
– Так, – сказал я.
И мы, оставив их, ушли. Когда я проходил через Огонь, я думал, он сожрет меня. Потом я ждал, что на меня набросится Хвакир. Потом – что передо мной не откроются двери. Потом – что рухнет колыбель…
Но не случилось ничего! Я сел к столу, Белун сел на лежанку. Я посмотрел на Прародителей…
И онемел от ужаса! Великий Хрт сидел с закрытыми глазами, а у Макьи из глаз текли слезы. И слезы были красные! Глаза – зеленые, и зелень – это жизнь, а слезы – кровь!
– И так, – сказал Белун, – уже не первый день. Поэтому я и призвал тебя.
– Чтобы я их убил?! – спросил я.
– Да, ты, – сказал Белун. – А кто еще? Ты ярл, а мы твоя Земля, и Прародители – тоже твои.
Я помолчал. Потом сказал:
– Вот почему они меня избрали! Чтобы не свой их убивал, а чужой! Чтобы свои остались чистыми, а все проклятия – на нас, на руммалийцев! Чтобы потом…
