Слепнут глаза от платья цыганскогоднём у солнца.Ночью же старики о погибели шепчут по-прежнему —под шелест волны, отраженье луны ласкающей нежно.
(Пер. Нодар Джин)
ОКНО
Окно, мельчайшим дождём окроплённое, —как только что начатый холст Сёра.Прозрачный. Влага словно приклеена.Не движется. Не мокра.За исключеньем единственной капли.Она на стекле разбухает, круглится,напоминая слезинку стыда:всё начинает светиться, искритьсяв ней. Дробится звезда.Ночь целиком уместилась в капле:от жары ошалевшая мошкарамечется в жёлтом, ослабленномсвечении фонаря-шара.То ли пристыженно, то ли нежношар мерцает, как минералдрагоценный, в заснеженныхукрывающийся горах,которые завершаются в небе острыми колпаками льда…И когда потом собравшаяся в капле той воданачнёт сползать, — за нею прямая борозда, —она внезапно на мгновенье окаблеснет в окне, обдав его, как током,неясным страхом. В нём мы и являемсебе себя… И исчезаем.
(Пер. Нодар Джин)
РЕЗУЛЬТАТ
Говорить?Тогда — о том, что случилось!Что сквозь пальцы, как ящерица, ушло —Просочилось и суглинистым иломНавеки в сердце пришло-залегло.Говорю с тобой в этот зимний полдень.Ты не слышишь, — но в том вини не меня.Говорю из страны, где в имперском золотеТлеют дни, а не страхи дня.Говорю — как вода говорит с дуновением.На душе моей — несходящая рябь.У тебя и рифмы в стихотворенияхПлывут, как из вены кровь, — говорят.Говорю с тобой, — как больные с болью.Я одна. Вокруг — тишина одна.Говорю — как во время того застольяГоворили при Нём с бокалом вина.Говорю с тобой — как журавль сказал бы,Что ему не лететь: побили крыла.Говорю строкой печали, — не жалобы.Говорю слова — как вершат дела.Я слагаю их из последних звуков.Говорю тебе — говорить спешу.Ибо вижу нож. Ибо вижу руку.Говорю с тобой. Остальное — шум.