– Не понимаю…
– Вы уверены в этом? Но в данном случае мне лучше заткнуться…
– Немного поздно… Что ты хотел сказать?
Мегрэ не угрожал, но был тверд. Он стоял спиной к окну и выглядел так внушительно, что Гастон Моран почувствовал, как его начинает охватывать паника.
– Я хотел бы выйти… – пробормотал он вдруг, вставая.
– Не прежде чем скажешь…
– Значит, ловушка?.. Кто струсил?.. Кому игра оказалась не по нраву?
– Какая игра?
– Скажите мне сначала, что вы знаете…
– Здесь я допрашиваю… Какая игра?
– Если потребуется, вы будете повторять мне это до завтра, верно ведь?.. Мне говорили, но я не верил…
– Что тебе еще говорили?
– Что со мной будут любезны.
– Кто тебе это сказал?
Парень отвернул голову, решив молчать и в то же время понимая, что в конце концов уступит.
– Так не играют… – процедил он сквозь зубы.
– Что?
Тогда Моран вдруг распетушился и подскочил к комиссару.
– Ах, вы не знаете, нет?.. Ну а про сто тысяч франков?..
Лицо Мегрэ так поразило парня, что он застыл в оцепенении. Он видел огромную фигуру, надвигающуюся на него, две протянутые к нему могучие руки, которые схватили его за плечи и начали трясти.
Никогда в жизни Мегрэ не был так бледен. Лицо его, лишенное какого-либо выражения, походило на каменную глыбу.
Он произнес бесстрастным, но все равно внушительным голосом:
– Повтори!..
– С… С… Вы делаете мне больно…
– Повтори!..
– Сто тысяч франков…
– Какие сто тысяч франков?
– Отпустите меня… Я все скажу…
Мегрэ выпустил парня, но был по-прежнему бледен и в какой-то момент даже приложил руку к груди – так бешено колотилось его сердце.
– Я подозревал, что дал маху…
– Гайар?..
Моран кивнул.
– Это он обещал, что с тобой будут любезны?
– Да… Он не сказал – любезны, он сказал – к тебе отнесутся с пониманием…
– И что ты будешь оправдан?
– Что в самом худшем случае я получу условное наказание…
– И потребовал у тебя сто тысяч франков за защиту?
– Нет, не за защиту… Это само собой…
– Чтобы кому-то передать их?
Юный механик был настолько взволнован, что на глазах его даже выступили слезы.
– Вам…
Минуты две Мегрэ стоял неподвижно со сжатыми кулаками, потом постепенно с его лица немного сошла бледность.
Неожиданно он резко повернулся спиной к парню и на некоторое время застыл так, глядя в окно, хотя штора была опущена.
Когда он снова повернулся к Морану, выражение лица у него было почти такое же, как обычно, но он вдруг почувствовал себя бесконечно усталым и мог бы поклясться, что постарел.
Он сел за стол, указал парню на стул, машинально принялся набивать свою трубку.
– Кури…
Он произнес это как приказ, словно для того, чтобы отогнать бог знает каких демонов.
Мягко, тихим, приглушенным голосом он продолжал:
– Я полагаю, ты сказал мне правду…
– Клянусь здоровьем матери…
– Кто направил тебя к Гайару?
– Один старик, что живет на бульваре Шапель…
– Не бойся… К твоему делу возвращаться не будут… Стало быть, речь идет о некоем Потье, старьевщике…
– Да.
– Ты крал и сбагривал ему краденые вещи…
– Бывало иногда…
– Что он сказал тебе?
– Повидаться вот с этим адвокатом…
– Почему именно с ним, а не с другим?
– Потому что он заодно с полицией… Теперь-то я понимаю, что это не так… Он одурачил меня на сто тысяч франков…
Мегрэ размышлял.
– Слушай. Сейчас сюда кое-кого приведут. Ты не скажешь ему ни единого слова. Просто посмотришь на него, а потом пройдешь с инспектором в соседнюю комнату…
– Знаете, простите меня… Меня убедили, что всегда так делают…
Мегрэ даже улыбнулся ему.
– Алло!.. Торанс?.. Не хочешь ли привести его ко мне?.. У меня здесь тоже есть кое-кто, кого ты подержишь внизу на случай, если он мне еще понадобится… Да, сейчас…
Он курил, внешне спокойный, но в горле у него словно комок застрял. Он неотрывно смотрел на дверь, которая вот-вот должна была открыться, которая уже открывалась: он увидел адвоката, элегантного в своем светло-сером костюме, увидел, как тот с недовольным видом сделал три или четыре быстрых шага, уже открыл было рот, чтобы заговорить, чтобы протестовать, и вдруг неожиданно встретился взглядом с Гастоном Мораном.
Торанс ничего не мог понять в этой немой сцене. Жан-Шарль Гайар внезапно застыл на месте. Выражение его лица изменилось. Юноша неловко поднялся со стула и, не глядя на вошедшего, направился к двери.
Двое мужчин остались наедине. Мегрэ, опершись обеими руками на крышку стола, боролся с желанием встать, тяжелым шагом подойти к адвокату и, хотя тот был еще выше и толще, чем он сам, влепить ему пару пощечин.
Вместо этого он произнес до странности слабым голосом:
– Садитесь…
Вероятно, вид у него был еще более впечатляющий, чем тогда, когда он схватил за плечи юного механика, так как адвокат машинально повиновался, забыв опротестовать и то, что угнали его машину, и то, что два инспектора без ордера на арест привезли его на набережную Орфевр, где его заставили ждать, словно он первая попавшаяся подозрительная личность.
– Надо полагать, – начал Мегрэ устало, как бы подводя итог делу, – вы поняли ситуацию… Адвокат пытался возразить.
– Дайте мне сказать… – продолжал Мегрэ. – Я буду краток, насколько возможно, ибо мне тягостно находиться с вами наедине…
