— Это в двух шагах отсюда.
— Знаю. На Монмартре все в двух шагах.
Это тоже был один из тех парижских кварталов, где люди дольше всего жили на одном месте. Бывали и такие, кто практически никогда не выбирался в город.
— Поедем к дочери?
— Да…
Дом напоминал тот, что стоял на улице Коленкур, только был новее, а лифт — шире.
— Пойдете один?
— Да… Не думаю, что задержусь у нее надолго. Судя по приему, оказанному мне ее матерью…
Он спросил у пожилой консьержки, где живет мадам Делаво.
— Третий, квартира справа… Она вернулась с детьми всего с четверть часа назад…
— Ее муж приходит домой обедать?
— Нет. У него на это нет времени. Он занимает высокий пост — заведующий отделом в универмаге «Бон-Марше»…
Мегрэ поднялся на третий этаж и позвонил в дверь справа, из-за которой доносились детские голоса. Квартира была светлой и в этот час буквально залита солнцем.
Молодая женщина, открывшая дверь, настороженно посмотрела на него.
— Вы, случайно, не комиссар Мегрэ?
— Да.
— Кто вам дал мой адрес?
— Ваша мать, у которой я только что побывал.
— И она согласилась впустить вас в дом?
— Да. Она ведь не совершила никакого преступления, верно?
— Конечно не совершила, но она ненавидит разговоры о прошлом.
— И тем не менее держит фотографию вашего отца на камине.
На полу двое детей занимались с игрушечной железной дорогой.
— Не понимаю, почему вы повесили трубку, хотя мне нужно было задать вам много вопросов.
— Не хочу, чтобы в квартале на меня стали показывать пальцем.
— А что люди думают о вашем отце?
— Что он умер двадцать лет назад, а моя мать — вдова.
— Полагаю, она пойдет на опознание тела и попросит обеспечить ему пристойные похороны.
— Я об этом не думала.
— Не хотите же вы обе, чтобы его закопали в общей могиле?
— Повторяю вам: я об этом не думала.
— Вы хорошо помните отца?
— Очень хорошо. Не забывайте, когда он ушел, мне уже исполнилось восемь.
— Что он был за человек?
— Красивый мужчина, очень сильный, почти всегда веселый. Мы часто ходили с ним вдвоем гулять. Он покупал мне мороженое и позволял делать все, что захочется.
— А ваша мать?
— Мама была более строгой. Все время боялась, как бы я не испачкалась…
— Как вы узнали, что ваш отец больше не вернется?
Получили от него письмо?
— Если он и прислал письмо, мама об этом мне никогда не рассказывала… Но я не думаю, что он ей написал… Мы ничего не знали… Мама все время ждала его и каждый день ходила в мастерскую на улицу Лепик посмотреть, не вернулся ли он…
— В последнее время вы ничего не заметили?
— Нет. А мама вам ничего не сказала?
— Я вытянул из нее только несколько односложных ответов. Как вы думаете, ей есть что сказать?
— Не знаю. Я никогда ее не спрашивала, но мне кажется, что она всегда что-то от меня скрывала.
— Теперь вы уже не маленькая девочка и я могу вас спросить, не слышали ли вы, чтобы у вашего отца была любовница…
Она покраснела:
— Странно. Я об этом тоже думала… Но, учитывая, какую жизнь он вел, это кажется невероятным. Он никогда не бросил бы нас ради другой женщины или же сделал бы это открыто…
— У него были друзья?
— Я про таковых не знаю. К нам в дом никогда никто не ходил. Он был не из тех мужчин, что по вечерам играют в карты в соседнем кафе.
— Ваша мать и отец не ссорились?
— Я никогда не видела, чтобы они ссорились.
— У вас нет никаких соображений насчет причины, по которой он стал клошаром?
— Ни малейшего. И до вчерашнего дня ни за что бы в это не поверила.
— Он был католик?
— Нет. Он не исповедовал вообще никакой религии и меня к ней не приучил. Хотя атеистом он тоже не был.
Он был равнодушен к этой теме, вот и все.
— Вы тоже?
— Да.
— А ваша мать?
— В юности она была набожна, но к моменту замужества уже нет. Как бы то ни было, они венчались в церкви, очевидно, это была дань традиции…
— Вы часто навещаете мать?
— Нет. Это она приходит ко мне почти каждое воскресенье, чтобы повидать внуков.
— Она приносит им сладости?
— Это не в ее стиле.
— Играет с ними?
— Нет. Напряженно сидит на стуле, потому что никогда не соглашается сесть в кресло, и смотрит, как они играют. Иногда мы с мужем пользуемся этим, чтобы сходить в кино…
— Благодарю вас. Вам больше нечего мне сказать?
— Нет. Я не хотела бы встречаться с журналистами и фотографами…
— Я сделаю все возможное, но, когда ваша мать поедет опознавать тело, трудно будет помешать газетам написать об этом…
— Все-таки постарайтесь, ладно? — И, когда он уже взялся за дверную ручку, добавила: — Можно его увидеть?
— Да…
— Мне бы этого очень хотелось.
В отличие от матери она не очерствела душой. Очевидно, была из тех дочерей, что обожают своих отцов.
Глава 3
В половине третьего Мегрэ постучал в дверь кабинета следователя. В длинном коридоре на скамейках сидели, ожидая вызова, люди, некоторые между двумя конвоирами, кое-кто в наручниках. Царила монастырская тишина.
— Входите…
