Она указала на стул, оказавшийся очень неудобным, и Мегрэ покорно сел на него, положив шляпу на колени и держа в правой руке по-прежнему незажженную трубку. Из соседней комнаты доносились голоса, но неясно, и он выхватывал из общего фона отдельные слова.
Ожидание затянулось на полчаса. Клиентка оказалась пышногрудой блондинкой с широкой улыбкой, которая с интересом оглядела его, направляясь к двери. Заперев за ней, мадам Вивьен повернулась к комиссару:
— Вы что, так никогда и не оставите меня в покое?
— Будьте уверены, я стараюсь вас беспокоить как можно меньше…
— Что ж было, если б вы не были столь любезны…
— Я уважаю ваш траур…
— О трауре нет и речи, — перебила она. — На кладбище я поехала только по вашей просьбе… Теперь, когда его наконец похоронили, а я присутствовала при этом, вы довольны?..
— Вы его, кажется, ненавидите…
— Это правда.
Они прошли в соседнюю комнату, где на столе лежало платье, сколотое булавками.
— Из-за его любовницы?
Она пожала плечами, как будто вопрос показался ей нелепым.
— Послушайте, господин комиссар… Наверное, лучше мне сказать вам откровенно… Несколько лет Марсель был превосходным человеком, добросовестным работником и прекрасным мужем. Он, считай, и из дому-то не выходил без меня и дочки… А потом, в один прекрасный день, все переменилось… Чуть не каждый вечер он отсутствовал и даже не трудился придумать оправдание…
Просто уходил… И возвращался поздно, после полуночи…
— И тогда вы стали за ним следить?
— Так поступила бы любая женщина, разве не так?
Любила она его хоть когда-нибудь? Трудно сказать. Он был спутником ее жизни, добытчиком хлеба для семьи.
Но испытывала ли она к нему нежность?
— Да, я за ними следила. Конечно, он гулял не один.
Они напоминали влюбленных подростков, которые все время хихикают и восторгаются уже тому, что находятся вместе… Его подружке было не больше двадцати, а ему уже тридцать пять.
Очевидно, он даже не понимал, насколько смешон. Он обнимал ее за талию. Бывало, они принимались танцевать прямо на тротуаре, потом целовались и хохотали. Знаете почему? Потому что еще раз поцеловались под уличным фонарем.
Однажды я вошла в кинотеатр следом за ними, и они вели себя там так разнузданно, как только можно. А потом пошли выпить стаканчик в соседнюю пивную.
— В «Сирано»?
— Вы в курсе?
— Очевидно, это происходило в январе или феврале сорок шестого.
— Да, в январе… Он только что бросил меня… Но я следила за ним и тогда, когда он еще жил здесь…
— Вы ни разу не заговаривали с ним об этом?
— Нет… Мне нечего было ему сказать… Не могла же я вернуть его силой, правда?.. К тому же он стал совсем другим человеком, я даже не подозревала, что он может быть таким…
— Он жил в отеле «Морван»?
— Откуда вы знаете?
— А в июне переехал в отель «Жонар», площадь Дез-Аббесс…
— Тут я потеряла его из виду.
— Его подруга не жила с ним.
— У нее была квартира на бульваре Рошешуар, которую она получила в наследство от матери, умершей годом раньше…
— Вы знаете имя этой девушки?
— Да. Спросила у консьержки. Ее зовут Нина Лассав…
— Вы видели ее в последние двадцать лет?
— Нет.
— Никогда не заходили на бульвар Рошешуар, чтобы узнать, что с ней стало?
— Тем более… Я начала работать…
Она говорила это суровым, холодным голосом, без малейшего следа эмоций.
— Вы знаете номер дома на бульваре Рошешуар?
— Нет… Это недалеко от площади Пигаль… С одной стороны аптека, а с другой — булочная- кондитерская…
— Вас не удивило, что муж стал клошаром?
— Во всяком случае, это доказывает, что он уже не был с ней. Когда он появился в районе рынка?
— Минимум пятнадцать лет назад, возможно, и раньше…
— Так ему и надо…
Мегрэ пришлось сдерживаться, чтобы не улыбнуться.
Ее буквально распирало от ненависти.
— Спасибо, что согласились принять меня.
Теперь, когда вам известны мои чувства, может быть, вы оставите меня в покое?..
— Я постараюсь беспокоить вас как можно меньше…
Вы сказали — Нина Лассав, не так ли? Вы не знаете, она работала?
— В начале их связи еще работала. В магазине женского нижнего белья на улице Лепик. Но скоро бросила профессию продавщицы, потому что нашла более легкий источник дохода…
— Спасибо, мадам…
Мегрэ почти церемонно поклонился ей и оставил наедине со сто раз пережеванными обидами.
Торранс читал дневной выпуск газеты.
— Поехали на улицу Лепик.
— К его мастерской?
— Нет. Найдете магазин женского нижнего белья…
Мне кажется, я видел его в конце улицы…
Витрина была узкой. Стоявшая за прилавком высохшая старая дева складывала комбинации. Она удивилась, увидев, что в магазин входит одинокий мужчина.
— Чем могу служить?
— Я комиссар уголовной полиции… Разыскиваю женщину, которая здесь когда-то работала… Как долго вы держите этот магазин?
— Сорок лет, месье…
— Значит, вы уже были здесь в сорок пятом и в сорок шестом?
— В своей жизни я брала отпуск лишь трижды. Раньше мы работали вместе с сестрой, но в прошлом году она умерла.
— Вы помните некую Нину Лассав?
— Она работала у меня два года. Когда поступала на работу, ей было всего восемнадцать, такая свежая, такая хорошенькая…
— Вы на нее не жаловались как на работницу?
— В последнее время ее поведение доставляло мне заботы. Я заметила, что в конце рабочего дня на противоположной стороне улицы ее стал дожидаться мужчина намного старше ее. Продолжалось это месяца два, а потом она мне сказала, что увольняется. «Выходите замуж?» — спросила я. А она расхохоталось, как будто я сказала что-то смешное.
— После этого вы ее видели?
— Нет. И не знаю, что с ней стало. Боюсь, она плохо кончила. Однако, повторяю вам, когда она
