крикнул:
— Ты же прекрасно знаешь, что нет, черт возьми! - Он в бешенстве топал ногами. Он готов был броситься на жену.
— Это все, что я хотела услышать от тебя. Спасибо. - И, как ни в чем не бывало, она повернулась и вышла в гостиную, притворив за собою дверь.
Глава шестая
— Прошу прощенья, мосье Мегрэ, я вышел из себя. Вообще-то со мной это случается редко…
— Знаю.
Именно потому, что комиссар знал уже характер Парандона, он погрузился в раздумье.
Карлик мало-помалу отдышался, взял себя в руки. Он снова вытер лицо — уже не багровое, а желтоватое.
— Вы ее ненавидите?
— Нет. У меня нет ненависти ни к кому… Потому что я не признаю, что человек всегда может полностью отвечать за…
— Это — статья шестьдесят четвертая.
— Конечно… Пусть меня считают маньяком, но буду стоять на своем.
— Даже если дело касается вашей жены?
— Даже и так.
— Даже если она убила мадемуазель Ваг?
На мгновенье его лицо затуманилось, зрачки словно расплылись…
— Даже.
— А вы считаете, что она способна на это?
— Я никого не могу обвинять…
— Я хочу задать вам еще один вопрос. Можете ответить только «да» или «нет». Видите ли, я вовсе не убежден, что убийца и есть автор анонимных писем… Ведь мог и кто-то другой, предвидя возможность преступления, вообразить себе, будто присутствие полиции в доме может предотвратить…
— Я вас понял… Нет, письма писал не я.
— Может быть — сама мадемуазель Ваг? - Парандон задумался.
— Не исключено, хотя это не вяжется с ее характером… Она всегда была откровенна. Я уже говорил вам о ее непосредственности. Но может быть, она не решилась обратиться ко мне, зная…
Он закусил губу.
— Зная — что?
— Ну, что если бы мне и впрямь грозила опасность — я не принял бы никаких мер.
— Почему же?
Он нерешительно посмотрел на Мегрэ.
— Трудно объяснить… Понимаете ли, раз уже я сделал выбор…
— Вы имеете в виду свой брак?
— Вообще все… Профессию… Женитьбу… Образ жизни… Значит, я и отвечаю за последствия.
— А разве это не противоречит вашим представлениям об ответственности?
— Может быть… Но только на первый взгляд…
Чувствовалось, как он устал и растерян, какие сумбурные мысли теснятся за этим выпуклым лбом и каких усилий стоит ему привести их в порядок.
— Как вы полагаете, мосье Парандон, тот, кто писал письма, знал, что жертвой окажется ваша секретарша?
— По-моему, нет…
Из гостиной донесся крик:
— Где папа?
И почти тотчас же дверь распахнулась, и в кабинет ворвался высокий, взлохмаченный подросток. На мгновенье он остановился посреди комнаты, переводя взгляд с Мегрэ на Парандона, и спросил комиссара почти с угрозой:
— Вы арестуете папу?
— Успокойся, Гюс! Мы тут с комиссаром Мегрэ…
— Вы — Мегрэ?
И с любопытством уставился на комиссара.
— Кого же вы арестуете?
— Пока — никого.
— Я могу поклясться, что это не отец
— Откуда вы узнали о том, что произошло?
— Сначала от швейцара, а подробности — от Фердинанда.
— А для вас это было совсем неожиданно?
Парандон отошел от них и уселся за свой письменный стол, как бы стремясь занять привычное место.
— Это — допрос?
И юноша обернулся к отцу, словно за поддержкой.
— Мое дело, Гюс…
— Кто вам сказал, что меня зовут Гюс?
— Вас все так называют дома… Я расспрашиваю вас так же, как и всех остальных, но это вовсе не официальный допрос… Я вас спросил, не ожидали ли вы этого?
— Чего?
— Того, что произошло утром.
— Вы хотите сказать, не ожидал ли я, что Антуанетту зарежут? Нет… не ожидал.
— Вы звали ее Антуанеттой?
— Да, уже давно… Мы были друзья.
— А чего же вы ждали? - Мальчик покраснел до ушей.
— Да ничего определенного…
— Не преступления?
— Не знаю.
Мегрэ заметил, что адвокат пристально смотрит на Гюса, не то желая разрешить для себя мучительный вопрос, не.то обнаружив в сыне нечто для себя новое.
— Вам уже пятнадцать, Гюс?
— В июне будет шестнадцать.
— Как, по-вашему, лучше: чтобы мы побеседовали с вами при отце или наедине, у вас в комнате или в другом месте?
Мальчик заколебался. Его пыл прошел, но нервы еще были напряжены. Он вновь обратился к адвокату.
— Как лучше, папа?
— Мне кажется, что у тебя в комнате удобнее… Да, вот что, сынок… Сейчас должна вернуться Бэмби — если уже не пришла… Мне хотелось бы, чтобы вы оба позавтракали как обычно и не беспокоились обо мне… Я не буду за столом.
— Ты не будешь завтракать?
— Не знаю… Может быть, попрошу принести сюда. Мне нужно отдохнуть.
Чувствовалось, что паренек готов броситься к отцу на шею и что удерживает его не присутствие Мегрэ, а какая-то стеснительность, вероятно, всегда существовавшая в отношениях между Парандоном и сыном.
Видимо, ни тот, ни другой не были склонны к излиянию чувств и объятиям, и Мегрэ ясно представилось, как Гюс в детстве Прокрадывался в кабинет и молча, не шевелясь, смотрел, как отец работает или читает.
— Если хотите — пойдем ко мне…
