Когда они проходили через гостиную, Мегрэ увидел ожидавших его там Люка и Торранса. Им было явно не по себе в огромном и великолепном зале.
— Как, ребята, кончили?
— Все, патрон. Хотите взглянуть на план или узнать — кто куда ходил?
— После… Когда это произошло?
— Между половиной десятого и без четверти десять… Можно сказать почти наверняка — в девять часов тридцать семь минут.
Мегрэ обратил внимание на раскрытые настежь окна.
— Открыты с утра? — спросил он.
— Да, с четверти девятого.
Поверх гаража — ряд больших окон высившегося за ним шестиэтажного дома, выходящего фасадом на Цирковую улицу. Какая-то женщина прошла через кухню с кастрюлей в руках. Этажом выше старушка пеленала ребенка.
— Прежде всего вам надо перекусить где-нибудь… Что у Жанвье?
— Он отыскал мать — она живет в деревне в районе Берри. Телефона у нее нет, и он договорился с кем-то из тамошних жителей, что ее приведут на переговорный. Сейчас он в соседнем кабинете — ждет вызова.
— Пусть потом догоняет вас. Тут на улице Миромениль есть неплохой ресторанчик, «Котелок» называется… Когда позавтракаете — поделите между собой этажи вон того дома на Цирковой улице и опросите всех жильцов, у которых окна выходят на эту сторону… Оттуда видно — проходил ли кто-нибудь через гостиную между половиной десятого и без четверти десять. А может быть, кто-то заметил, что делалось в это время и в других комнатах…
— Где мы встретимся?
— Когда кончите — на набережной. А если окажется что-нибудь важное, здесь. Я, наверно, еще не уйду…
Гюс прислушивался к их разговору. Страшное событие не лишало его ребяческого интереса к деятельности сыщиков.
— Пошли, Гюс…
Мальчик повел его узким коридором мимо кухни. Через стеклянную дверь Мегрэ увидел толстуху в темном платье.
— Вторая дверь…
Большая комната. Совсем иная атмосфера, нежели во всей квартире. Правда, такая же стильная мебель — надо же куда-то девать! — но Гюс использовал ее на свой лад — пристроил какие-то доски и полки.
Были тут четыре репродуктора, два-три проигрывателя, на одном белом столике — микроскоп, на другом — какая-то сложная электрическая схема из медной проволоки. У окна — единственное кресло, кое-как прикрытое куском красной ткани. Такая же ткань была вместо покрывала на кровати, так что получалось нечто вроде дивана.
— Бережете? — удивился Мегрэ, увидев на этажерке большого плюшевого медведя.
— А что тут такого? Отец купил, когда мне исполнился год…
Он произносил «отец» с гордостью, почти с вызовом. Чувствовалось, что мальчик готов яростно защищать его.
— Вы любили мадемуазель Ваг?
— Я ведь сказал — мы дружили..
Видимо, ему льстило, что двадцатипятилетняя девушка обращалась с ним по-дружески.
— Вы часто заходили к ней в кабинет?
— По крайней мере — раз в день.
— А бывали с нею где-нибудь?
Гюс удивленно вскинул глаза на комиссара. Тот набивал трубку.
— Где, например?
— Ну, скажем, в кино или на танцах…
— Я не танцую… И никуда с ней не ходил.
— А у нее дома были?
Он снова покраснел до ушей.
— Не пойму, чего вы от меня добиваетесь? На что намекаете?
— Вы знали об отношениях Антуанетты и отца?
— Знал, ну и что? — огрызнулся Гюс, задрав голову, как петушок. — Плохо это, что ли, по-вашему?
— Речь идет не обо мне, а о вас.
— По-моему, отец волен поступать, как ему угодно.
— А как же ваша мама?
— Это ее не касалось.
— Что вы хотите сказать?
— Что мужчина имеет право…
Он не закончил, но и начало фразы было достаточно красноречиво.
— Как вы думаете, не в этом ли причина сегодняшнего преступления?
— Откуда я знаю?
— Могли ли вы ожидать подобное?
Мегрэ сидел в красном кресле и медленно раскуривал трубку, не сводя взгляда с этого еще продолжающего расти подростка с непомерно длинными руками и ногами.
— И ждал, и не ждал…
— Говорите точнее. Разве вы так отвечаете на уроке в лицее?
— Вот уж не думал, что вы такой…
— Такой грубиян, да?
— Похоже, что я вам неприятен или вы подозреваете меня в чем-то?
— Вот именно.
— Да ведь не в убийстве же Антуанетты? Прежде всего, я был на уроке.
— Знаю… Знаю и то, что вы преисполнены искреннего уважения к отцу.
— Ну и что? Разве плохо это?
— Вовсе нет… И одновременно вы считаете его беззащитным существом.
— К чему вы клоните?
— Тут нет ничего дурного, Гюс… Просто в быту ваш отец не любит стоять за себя… Он считает, будто во всем, что с ним происходит, виноват он сам.
— Он человек умный и порядочный.
— И Антуанетта была на свой лад беззащитная… А в общем-то, ведь только вы с нею могли охранять вашего отца… Потому-то между вами и возник своего рода сговор.
— Мы никогда ни о чем таком не говорили…
— Охотно верю… Тем не менее оба вы считали себя союзниками… Вот почему, даже не говоря об этом с ней, вы пользовались любым предлогом, чтобы побыть с нею.
— К чему вы ведете?
И в первый раз подросток, крутивший в пальцах кусок медной проволоки, отвернулся от Мегрэ.
— Я уже привел: это вы, Гюс, прислали мне письма и вы же вчера звонили в полицию.
Теперь Мегрэ видел только спину. Наступило долгое молчание. Наконец Гюс повернулся, лицо его выражало полное смятение.
— Да, я… Ведь вы все равно установили бы это, правда? - В его взгляде уже не чувствовалось недоверия. Казалось, комиссар снова завоевал его уважение.
— А почему вы заподозрили меня?
— Потому что такие письма мог писать либо убийца, либо тот, кто пытался окольным путем защитить вашего отца.
— Ну, это могла быть и Антуанетта.
