— А вы хотите, чтобы я препроводил вас туда?
— Не посмеете.
Он решил не разуверять ее. Ему случалось удить рыбу в Мен-сюр-Луаре и однажды ему попался угорь. Какого труда стоило снять его с крючка! Он скользил между пальцами, упал на травянистый откос и в конце концов улизнул в реку.
Но он пришел сюда не забавы ради. Он не рыбачил на удочку.
— Итак, вы отрицаете, что убили мадемуазель Ваг?
Опять рутина. Всегда одни и те же слова, и тот же взгляд человека, отчаянно старающегося понять другое человеческое существо.
— Вы же это знаете.
— То есть что знаю?
— Что убил ее мой муж.
— С какой стати?
— Я вам уже сказала. При состоянии, в котором он находится, совсем не нужны какие-то определенные причины… Я вам открою одну тайну, которую никто не знает, кроме меня. Муж признался мне в этом еще до нашей свадьбы… Он побаивался ее, очень долго откладывал… Тогда я не догадывалась, что он все время советовался с врачами.
Вы ведь не знаете, что когда ему было семнадцать лет, он покушался на самоубийство, считая себя неполноценным? Да. Вскрыл себе вены. А когда потекла кровь — перепугался до смерти и стал звать на помощь… сказав, что это получилось нечаянно.
Вам, конечно, известно, что означает склонность к самоубийству?
Мегрэ жалел, что не захватил с собой вино… То-то удивились Бол и Тортю, когда вернулись и нашли в кабинете бутылку Сент-Эмилиона… И, конечно, уже прикончили ее…
— Его мучила совесть. Он боялся, что дети у нас будут ненормальные… Когда Бэмби была маленькой, только начала говорить, с какой тревогой он следил за ее развитием!..
Может быть, она говорила правду. В ее словах несрмненно заключалась доля правды, но комиссар чувствовал какой-то пробел, какое-то несоответствие между ее словами и действительностью.
— Он одержим страхом болезни и смерти. Доктор Мартен знает об этом.
— Я виделся сегодня с доктором Мартеном. - Казалось, удар попал в цель, но тотчас же к ней вернулась обычная уверенность.
— Он сказал вам об этом?
— Нет. И ему лаже в голову не пришло, что ваш супруг мог убить…
— Вы забываете о профессиональной тайне, комиссар… И вдруг перед ним словно блеснул какой-то просвет, но пока еще далекий, смутный…
— Я говорил по телефону с вашим деверем. Он в Ницце, на конгрессе.
— Это было уже после… происшествия?
— До.
— И что же он?
— Во всяком случае, он не счел нужным рекомендовать наблюдение за вашим супругом.
— Однако он ведь должен знать…
Она снова закурила сигарету. Курила она непрерывно, одну сигарету за другой, глубоко затягиваясь.
— Разве вам не встречались люди, потерявшие всякую связь с жизнью, с действительностью? Люди, которые выворачиваются сами перед собой наизнанку, как перчатка.
Поговорите с нашими друзьями — с нашими приятельницами, пусть они скажут — проявил ли муж интерес к кому-нибудь из них? Уступая моим настояниям, ему иногда приходится бывать с гостями, но при этом он почти никого не замечает, почти ни с кем не разговаривает… Весь уходит в себя…
— Скажите, пожалуйста, он сам выбирает знакомых?
— Это люди, с которыми мы должны встречаться По своему положению. Люди нормальные, ведущие нормальный образ жизни.
Мегрэ не спросил ее, что она называет нормальным образом жизни, считая, что лучше дать ей высказаться. А ее монолог становился все более назидательным.
— Прошлым летом, поверьте, он ни единого раза не был ни на пляже, ни в бассейне! Все время просидел в саду под деревом… То, что до замужества я принимала за рассеянность (представьте, вдруг он переставал меня слушать), впоследствии обернулось полной неспособностью жить с людьми.
Вот почему он уединяется у себя в кабинете, почти не выходит оттуда, а уж если выйдет — таращит на всех глаза, словно филин, ослепленный светом… Вы поторопились с выводами, мосье Мегрэ!
— Я хочу задать вам еще вопрос… Он был заранее уверен в ответе.
— Вы прикасались к револьверу со вчерашнего дня?
— А с чего бы это?
— Я жду не вопроса, а ответа.
— Нет.
— С какого времени вы его не трогали?
— Наверно, несколько месяцев… Я уже целую вечность не наводила порядок в этом ящике.
— Но ведь вчера-то вы мне его показывали.
— Ох, совсем забыла…
— А раз я брал его в руки, значит, там остались мои отпечатки — поверх других?
— И это все, что вам удалось установить? - Она смотрела на него так, словно ее огорчало, что Мегрэ такой неловкий, такой недотепа.
— Вы очень красочно рассказали мне про отчуждение вашего мужа, об отсутствии у него контакта с жизнью. А вот вчера еще он занимался у себя в кабинете чрезвычайно важными делами с людьми, которые в облаках не витают.
— А как по-вашему, почему он избрал специальностью Морское право? Ведь он ни разу в жизни не был на корабле, никогда не знал моряков… Все у него только на бумаге, все — в теории, ясно?.. И это еще раз подтверждает то, о чем я вам говорила и что вы никак не хотите принять во внимание…
Она вскочила и принялась расхаживать по комнате, словно это помогало ей собраться с мыслями.
— И даже его конек, пресловутая статья шестьдесят четвертая… Разве это не доказывает, что он просто боится — боится самого себя и старается себя успокоить? Он знает, что вы здесь и допрашиваете меня, — в нашем доме все известно, кто куда и зачем пошел. Знаете, о чем ему думается? О том, что нервы у меня не выдержат и я потеряю голову. Тогда подозрение падет не на него, а на меня… А попади я в тюрьму — он свободен.
— Минутку. Мне что-то непонятно. О какой еще другой свободе идет речь?
— О полной его свободе.
— А на что ему это после смерти мадемуазель Ваг?
— Найдутся другие мадемуазели.
— Значит, вы думаете, что муж воспользовался бы вашим отсутствием и завел бы любовниц?
— Почему бы нет? Это тоже возможность увериться в себе.
— И потом по очереди убивать их?
— Не обязательно убивать всех.
— Но ведь как будто он не способен поддерживать отношения с людьми?
— Да. С людьми нормальными — с людьми нашего круга.
— Людей, не принадлежащих к вашему кругу, вы не считаете нормальными?
— Вы же прекрасно понимаете, что я хотела сказать… Ненормально, что он водится с…
— Почему?
В дверь постучали, она отворилась, и вошел Фердинанд в белой куртке.
— Мосье Мегрэ, вас спрашивает кто-то из ваших сотрудников.
— Где он?
— Здесь, в коридоре… Он сказал, что это очень срочно, и я решился провести его сюда.
В полутьме коридора комиссар увидел Люка.
