им пожрать и выпить, кладу в кассу их монеты, и… будьте здоровы…
Манюэль был врожденным актером. Он разыгрывал комедию не только для других, но и для собственного удовольствия. Случалось, что, довольный своей ролью, он подмигивал собеседнику:
— Мы давно знаем друг друга, не правда ли? Еще когда оба были более изящными, господин Мегрэ!
— И у тебя еще не было ни гроша за душой.
— Да, я натерпелся лишений, что и говорить. Лишнее доказательство того, что я никогда не марал рук…
— Или того, что ты всегда был очень хитер…
— Вы считаете меня хитрым? Да я почти не ходил в школу. Я с трудом читаю газету…
— Манюэль!
— Да!
— Этот тип со шрамом?..
— Ладно!.. Понял… Ничего особенного я о нем не знаю… Еще два месяца тому назад у него не было этого шрама… Два месяца — это значит в марте… А в марте…
А в марте недалеко от площади Пигаль, у бассейна, завязалась драка между двумя бандами. В ход были пущены пистолеты. В результате один убитый остался на тротуаре, а двое раненых исчезли, как по волшебству.
Префект-метла, который играет в теннис и который поклялся, что выметет Париж, не любит осведомителей, ему противны старые методы.
И вот к одному такому осведомителю — к Манюэлю — и направился Мегрэ в то утро. Манюэль три года назад, открывая на улице ставни своего ресторана, получил с полдюжины пуль в бедро и живот.
Из больницы, куда его отвезли, он не замедлил перебраться в одну из лучших частных клиник. Все, начиная с врачей, были уверены, что живым он оттуда не выйдет.
Мегрэ несколько раз навещал Манюэля в больнице.
Манюэль сказал тогда:
— Вы меня огорчаете, господин комиссар… У вас, полицейских, есть один крупный недостаток — вы никогда не верите людям… В машине, конечно, должно было быть два типа — одному трудно справиться с таким делом… Но честное слово, я их не видел… Сами понимаете, ведь я стоял к ним спиной… Когда поднимают железные шторы, поворачиваются спиной к улице, не так ли?
— Ты их еще не поднимал. Ты только открыл дверь.
— Но я уже повернулся лицом к дому… Подумайте сами… Ведь вы образованный человек… Какие-то типы хотели меня убить… Из-за них, как мне сказали врачи, я никогда больше не буду ходить на своих двух ногах… Мне предстоит провести остаток дней в маленькой коляске, словно я впал в детство… Что же вы думаете? Разве мне не хочется видеть в тюрьме этих подлецов?!
Так он ничего и не сказал тогда.
Автомобиль выезжал на улицу Акаций. Район был тихий и спокойный, населенный зажиточными людьми.
— Мне подняться с вами, патрон?
— Нет, поищи своего коллегу… Я не знаю, кто сегодня на посту…
— Толстяк Лурти…
— Ты найдешь его на каком-нибудь углу… Он, вероятно, сможет тебе сказать, куда ходила сегодня Алин…
Алин тоже была интересным экземпляром. Во времена «Золотого бутона» она работала в ресторане. Тогда это была еще худенькая девочка с черными, всегда растрепанными волосами, с блестящими и печальными глазами. Она была любовницей Манюэля.
В клинике он добился, чтобы Алин поместили в маленькой комнатке рядом с его палатой. По его указанию она нашла управляющего для «Золотого бутона» и время от времени заходила посмотреть, как там идут дела, и проверить выручку.
За три года она округлилась, перестала ходить с нечесанными волосами, начала кокетливо одеваться. В общем, стала дамой.
Дом, в котором жили Манюэль и Алин, был очень скромным внешне, но довольно, комфортабельным внутри — большой лифт и двери красного дерева. Поднявшись на лифте до четвертого этажа, Мегрэ позвонил в дверь слева. Он довольно долго ждал, затем услышал шум маленькой коляски на резиновом ходу.
— Кто там? — спросил Манюэль через закрытую дверь.
— Мегрэ.
— Опять?
Дверь открылась.
— Войдите… Я один… Только собрался подремать, когда вы позвонили…
У Манюэля была теперь красивая седая шевелюра, придававшая его лицу благородство. Общей презентабельности его вида способствовали безупречно белая сорочка, шелковые брюки и красные комнатные туфли. Манюэль приспособил для себя маленькую комнатку, выходящую окнами на улицу. Там находились телевизор, радиола, несколько транзисторов разного размера, газеты, журналы и до сотни детективных романов. В углу стоял красный диван и рядом с ним кресло, обитое таким же атласом.
Манюэль не курил. Он никогда не курил. И не пил.
— Вы знаете, что я не люблю бросать слов на ветер.
Я вас предупреждаю, что в один из ближайших дней рассержусь. Я свободный гражданин. У меня нет судимости. Налоги плачу аккуратно… Живу здесь как мышь в норе… Из-за своей ноги не могу выйти из квартиры.
Меня одевают и раздевают, как ребенка…
Мегрэ, хорошо зная Манюэля, ожидал конца комедии. Сейчас тот играл роль ворчуна.
— Мой телефон прослушивается. Не качайте головой, я не вчера родился на свет Божий… И вот тоже…
Мне наплевать на то, что мои разговоры записываются. Но почему не дают покоя Алин?!
— Кто-нибудь грубо обошелся с ней?
— Не притворяйтесь, господин Мегрэ… Вы хитрее меня…
— Сомневаюсь…
— Хм… Вы хотите сказать, что с трудом читающий…
Завел волынку! Он так гордился этим, как другие гордятся своими дипломами!
— Если бы я был так же хитер, как вы, Манюэль, то вы уже давно были бы в тюрьме. И вы это хорошо знаете.
— Ну вот! Опять эта старая песня… Но вернемся к Алин. Сегодня ее выслеживает какой-то верзила… Вчера — маленький брюнет… Завтра будет еще кто-то…
Она не может купить пару котлет без того, чтобы кто-нибудь из ваших ребят не следовал за ней по пятам…
Что касается вас, комиссар… Я вас очень люблю…
Но это не повод, чтобы приходить ко мне почти каждый день, как к больному родственнику… Почему бы вам не приносить сладости и цветы!.. Если бы вы хоть раз сказали, что же все-таки хотите выведать у меня…
— Сегодня это сугубо личный вопрос…
— Для кого?
— Вы знаете Николь?
— Какую Николь? Все тротуары Парижа исхожены девушками по имени Николь… А что делает ваша Николь?
— Она посещает лекции в Сорбонне.
— Где?..
— В университете, если так вам больше нравится…
— И я должен знать девушку, которая посещает университет?
