И Мегрэ вошел в холл отеля, где заметил, как изменилось при его появлении лицо управляющего, и послал ему улыбку.
– Латыш?
– Только что поднялся к себе в номер.
Мегрэ подошел к лифту.
– Третий этаж.
Комиссар набил трубку и внезапно вспомнил, что уже несколько часов не курил. Он снова улыбнулся, но улыбка вышла горше прежней.
Остановившись перед дверью номера 17, Мегрэ не испытывал никаких колебаний. Постучал. Ему крикнули: «Входите». Он вошел и закрыл за собой дверь.
В гостиной кроме радиаторов был еще и камин, который разжигали для уюта. Латыш, облокотившись о каминную полку, подталкивал носком ботинка к дровам какую-то пылающую бумажку, чтобы она скорее сгорела.
С первого взгляда Мегрэ понял, что Латыш утратил прежнее спокойствие, но у комиссара хватило самообладания не показать, что это его обрадовало.
Золоченый стул с хрупкими ножками был для Мегрэ слишком миниатюрен, рука комиссара на его спинке выглядела просто лапой. Он поднял стул и поставил его в метре от камина. Затем уселся на него верхом.
Что же случилось – он снова почувствовал в зубах трубку и, выйдя из состояния недавней подавленности или, скорее, нерешительности, всем своим существом устремился к действию?
Как бы там ни было, в этот момент он чувствовал себя сильнее, чем когда-либо. Он был дважды Мегрэ, если можно так выразиться. Не человек, а изваяние из старого дуба или, вернее, из глыбы песчаника.
Локти он положил на спинку стула. Чувствовалось, что, доведенный до крайности, он способен своей широченной лапищей сгрести противника за горло и ударить головой о стену.
– Мортимер вернулся? – спросил он.
Латыш, наблюдавший, как догорала бумажка, медленно поднял голову.
– Не знаю…
От Мегрэ не ускользнуло, что пальцы Латыша судорожно сжались. Заметил он и то, что у дверей спальни стоял чемодан, которого раньше в номере не было. Красная цена ему не составила бы ста франков, а весь вид этой дешевой дорожной сумки никак не вязался с обстановкой в номере.
– Что у вас там?
Латыш не ответил. Только лицо его несколько раз нервно дернулось. В конце концов он спросил:
– Вы меня арестуете?
Несмотря на тревожный тон, в голосе Латыша, казалось, сквозила нотка облегчения.
– Еще не время.
Мегрэ встал, подошел к чемодану и, подтолкнув его ногой к камину, открыл.
Там лежал совершенно новый серый костюм, купленный в магазине готового платья, даже этикетка с ценой еще болталась на нем.
Комиссар снял телефонную трубку.
– Алло. – Мортимер вернулся?.. Нет?.. И никто не приходил в семнадцатый?» Алло. Да. Пакет из магазина на Больших бульварах?.. Можете не приносить.
Комиссар повесил трубку и пробурчал:
– Где Анна Горскина?
– Ищите.
– Иначе говоря, в номере ее нет. Но она здесь была. Она принесла этот чемодан и письмо.
Латыш поспешно разворошил пепел, так что сожженная бумажка рассыпалась в прах.
Комиссар понимал, что сейчас не время заниматься пустыми разговорами, что он на правильном пути, но малейший ложный шаг может лишить его преимущества.
Движимый силой привычки, он встал и так быстро шагнул к камину, что Петерс вздрогнул, поднял было руки для защиты, но тут же устыдился своего жеста и покраснел.
Мегрэ хотел всего-навсего пристроиться спиной к огню.
Он стоял и курил, часто попыхивая трубкой.
В номере воцарилось молчание, такое длительное и тягостное, что от него сдавали нервы.
Латыш не мог скрыть волнения, хотя и старался держаться. По примеру Мегрэ, закурившего трубку, он зажег сигару.
Комиссар принялся вышагивать взад и вперед по комнате и, опершись на маленький круглый столик с телефонным аппаратом, чуть не сломал его.
Петерс не заметил, как Мегрэ нажал на рычаг. Результат не заставил себя ждать. Звонок раздался тут же. На проводе был администратор.
