– Алло! Звонили?
– Алло!.. Да! Что вы говорите?
– Алло!.. Это администрация отеля.
Мегрэ остался невозмутимым.
– Алло… Да… Мортимер?.. Благодарю. Я его сейчас увижу.
– Алло!.. Алло! – Едва комиссар положил трубку, как снова раздался звонок. Управляющий упорно не мог ничего понять.
– Что происходит? Не понимаю.
– К черту!.. – громыхнул Мегрэ.
Он устремил взгляд на заметно побледневшего Латыша, который хотел было броситься к двери.
– Пустяки, – успокоил его комиссар. – Вернулся Мортимер Ливингстон. Я просил предупредить меня.
Он увидел капли пота, выступившие на лице собеседника.
– Мы говорили о чемодане и письме, которое в нем было. Анна Горскина…
– Анна здесь ни при чем…
– Простите… Я думал… Разве письмо не от нее?
– Послушайте…
Латыша трясло. Это бросалось в глаза. И это была не обычная нервозность. Лицо его, все тело дергались, как от тика.
– Послушайте!..
– Слушаю, – проронил Мегрэ, повернувшись спиной к огню.
Рука его скользнула в карман. Чтобы вытащить оружие, ему понадобится меньше секунды. Мегрэ улыбался, но за улыбкой скрывалось обостренное до крайности внимание.
– Итак?.. Ведь я же вам сказал, что слушаю.
Но Латыш, схватив бутылку виски, процедил сквозь плотно сжатые зубы:
– Тем хуже.
Он налил себе полный стакан, осушил его залпом и посмотрел на комиссара – взгляд его был мутный, как у Федора Юровича, на подбородке блестела капля виски.
Глава 13
Два Петерса
Никогда Мегрэ не видел, чтобы человек пьянел так мгновенно. Правда, он никогда не видел, чтобы кто- нибудь вылил залпом стакан виски, наполнил его снова и снова выпил, налил и третий раз, потом потряс бутылкой и выцедил последние капли шестидесятиградусного напитка.
Результат был потрясающий. Петерс Латыш побагровел, а через секунду стал мертвенно бледен. На щеках, правда, еще алели красные пятна. Губы стали бескровными. Держась за столик, он сделал несколько шагов и, пошатываясь, промямлил с безразличием пьяницы:
– Вы этого хотели, не так ли?
Латыш издал непонятный смешок, в котором слышалось все: страх, ирония, горечь, может быть, даже отчаяние.
Он опрокинул стул, на который хотел опереться, вытер влажный лоб:
– Заметьте, сами бы вы не разобрались. Это случайность.
Мегрэ не пошевелился. Ему было настолько не по себе от всего происходящего, что он чуть было не заставил собеседника что-нибудь принять или понюхать.
На его глазах происходило то же превращение, что и утром, только в десять, в сто раз более страшное.
Совсем недавно он имел дело с утонченным интеллектуалом, который обладал редкой силой воли и прекрасно владел собой.
Ученый, светский лев с безукоризненными манерами.
И прямо на глазах он превратился в комок нервов, в марионетку в руках у безумного кукольника. Перед Мегрэ дергалось и гримасничало мертвенно-бледное лицо с синюшными пятнами.
Латыш смеялся! Но, смеясь и продолжая бесцельно двигаться, он постоянно прислушивался, наклонялся, словно хотел уловить некий шум внизу, у себя под ногами.
Внизу находился номер Мортимера.
– Придумано было здорово! – хрипло выкрикнул Латыш. – Вам ни за что не разобраться бы, если бы не случайность, говорю вам, скорее цепь случайностей!
Он наткнулся на стену и застыл, привалившись к ней спиной в неестественной позе: количество выпитого было столь велико, что грозило отравлением, и у Латыша, наверное, разламывалась голова, потому что на лице его было написано страдание.
– Ну, попытайтесь ответить мне, пока еще есть время, какой из Петерсов я? По-французски Петерс, Пьер, произносится почти как «питр» – шут, ведь так?
