Мегрэ потребовал в регистратуре список постояльцев. У него не вызвало никакого удивления, что в том месте, где Латыш должен был вписать свое имя, стояло: «Освальд Оппенхайм, судовладелец, прибыл из Бремена».
Вне всякого сомнения, паспорт у него был в порядке, и все акты гражданского состояния на это имя тоже в наличии, как, впрочем, и на другие имена, которыми он пользуется.
Не вызывало сомнений и то, что чету Мортимер Ливингстон он уже встречал ранее – в Берлине, Варшаве, Лондоне или Нью-Йорке.
Возможно, он приехал в Париж только затем, чтобы встретиться с ними и провернуть одну из тех колоссальных афер, на которых специализируется.
Учетная карточка, которая была в кармане у Мегрэ, гласила:
«Чрезвычайно ловкий и опасный субъект неопределенной национальности, но очевидно, из Северной Европы.
Предположительно латыш или эстонец; свободно владеет русским, французским, английским и немецким.
Широко образован, известен как глава крупной международной банды, специализирующейся на мошенничествах.
Банда оперировала сначала в Париже, потом в Амстердаме (дело Ван Хевеля), в Берлине (дело объединенных судовладельцев), в Варшаве (дело Липмана), а также в других европейских городах, где их действия не были столь однозначно идентифицированы.
Большинство сообщников Петерса Латыша предположительно англосаксы. Один из них, чаще других появлявшийся с Петерсом Латышом, был задержан при предъявлении к оплате фальшивого чека в Федеральном банке Берна и убит во время задержания. Выдавал себя за некого майора Хаварда из Американского легиона,[2] однако удалось установить, что это бывший нью-йоркский бутлеггер,[3] известный в Соединенных Штатах под кличкой Большой Фред.
Петерс Латыш арестовывался дважды. Первый раз в Висбадене за мошенничество на сумму в полмиллиона марок ущерба, нанесенного одному негоцианту из Мюнхена; второй – в Мадриде за подобное же преступление, жертвой которого стала одна высокопоставленная особа при испанском дворе. Оба раза Петерс Латыш действовал одинаково. Имел встречу со своей жертвой, которую, несомненно, убеждал, что похищенные суммы находятся в надежном месте и его арест не даст возможности вернуть их. Оба раза жалобы были отозваны, и пострадавшим возмещены убытки. С тех пор ни разу не был задержан на месте преступления.
Возможна связь с бандой Маронетти (печатание фальшивых денег и фальшивых ценных бумаг), а также с бандой из Кельна (так называемые «сверлильщики стен»)».
В европейской полиции ходил слух, что Петерс Латыш – шеф и «банкир» одной или многих банд, что в его руках сосредоточено, включая инвестиции в промышленные компании, несколько миллионов, помещенных на разное имя в банках.
Петерс Латыш вежливо улыбался, слушая миссис Ливингстон, которая рассказывала ему какую-то историю, а его белые пальцы обрывали ягоды с роскошной грозди винограда.
– Простите, месье! Не уделите ли мне минутку внимания?
С этими словами Мегрэ обратился к Мортимеру Ливингстону в холле отеля «Мажестик» в тот момент, когда Петерс Латыш, равно как сопровождаемая им американка, собирался подняться в номер.
В облике Мортимера ровным счетом ничего не напоминало тип спортивного янки. Скорее он принадлежал латинскому типу.
Худой, высокого роста. Голова очень маленькая, черные волосы разделены пробором. На лице застыло выражение постоянной усталости. Тяжелые веки с голубыми прожилками. Правда, жизнь, которую он вел, нельзя назвать спокойной: он находил возможность показываться в Довиле, Майами, на Лидо, в Париже, Канне и Берлине, проводить некоторое время на своей яхте, а потом обсуждать очередное дело в одной из европейских столиц и выступать в качестве судьи на самых шумных матчах боксеров в Нью-Йорке или Калифорнии.
Мортимер смерил Мегрэ высокомерным взглядом.
Проронил, не разжимая губ:
– С кем имею честь?..
– Комиссар Мегрэ, первая опербригада…
Брови Мортимера едва заметно дрогнули, он изобразил легкий поклон, всем своим видом показывая, что задерживаться не намерен.
– Вы знаете, что только что обедали с Петерсом Латышом?
– Это все, что вы хотели мне сказать?
Мегрэ не моргнул глазом. Приблизительно такого ответа он ожидал.
Он вновь зажал в зубах трубку, ибо, обращаясь к миллионеру, все-таки вынул ее, и проворчал:
– Да, все!
Казалось, он был доволен собой. Ливингстон с непроницаемым видом проследовал дальше и скрылся в кабине лифта.
Время перевалило за половину девятого. Симфонический оркестр, который играл, пока подавали обед, уступил место джазу. В холле стали появляться новые лица.
Мегрэ еще не обедал. Он продолжал стоять посредине холла, не выказывая никаких признаков нетерпения. Управляющий то и дело недовольно и тревожно поглядывал на него издалека. Самые мелкие служащие отеля, проходя мимо, принимали сердитый вид, старались ненароком толкнуть его.
