– До этого никто не видел двойника Петерса?
– Никто, иначе на него обратили бы внимание, поскольку вид у него был обтрепанный – в таком виде не ездят в фешенебельных поездах.
– Какая пуля?
– Стреляли в упор из шестимиллиметрового пистолета.
Выстрел вызвал такой ожог, что врач считает: его одного было бы достаточно, чтобы наступила смерть.
– Следов борьбы никаких?
– Ни малейших. Карманы пусты.
– Знаю.
– Минутку. Я все-таки нашел вот это в жилетном карманчике, который был застегнут на пуговицу.
И Торранс вытащил из своего портфеля прозрачный конвертик из вощеной бумаги, в котором на просвет была видна прядь темных волос.
– Покажи.
Мегрэ продолжал жевать сандвич и прихлебывать пиво.
– Волосы женские или детские?
– Судебно-медицинский эксперт считает, что женские.
Я оставил ему несколько волосков, которые он обещал досконально изучить.
– Что дало вскрытие?
– В десять часов все было готово. Приблизительный возраст тридцать два года. Рост – один метр шестьдесят восемь сантиметров. Никаких врожденных физических недостатков. Однако плохое состояние печени позволяет предположить, что мужчина страдал алкоголизмом. В желудке найдены остатки чая и почти переваренная пища, состав которой сразу определить не удалось. Результаты поступят завтра. Как только исследования закончатся, тело доставят в Институт судебной медицины, где оно будет храниться во льду.
Мегрэ вытер губы, перешел на свое любимое место у печки и протянул руку, в которую Торранс привычным жестом вложил пачку табака.
– Ну а я, – начал комиссар, – наблюдал, как Петерс или тот, кто занял его место, устраивается в «Мажестике» и обедает с супругами Мортимер Ливингстон, с которыми, судя по всему, у него была назначена встреча.
– С миллиардерами?
– Именно! После обеда Петерс поднялся к себе в номер.
Я предупредил американца. Мортимер тоже поднялся к себе. Они, по всей видимости, договорились куда-то идти втроем, поскольку миссис Мортимер скоро спустилась вниз, наряженная в вечерний туалет. Десятью минутами позже стало известно, что мужчины исчезли.
Латыш сменил смокинг на нечто менее приметное. Надел кепку, так что вахтер принял его за кухонного рабочего.
Ливингстон же вышел в чем был, то есть в смокинге.
Торранс не проронил ни слова. Последовала долгая пауза, и в установившейся тишине явственно слышались гудение огня в печке и завывание ветра, от которого дребезжали оконные стекла.
– Что с чемоданами? – прервал наконец молчание Торранс.
– Проверил, Ничего! Одежда, белье, все как полагается состоятельному человеку. Ни намека на документы. Мортимерша клянется, что ее муж убит.
Где-то прогудел колокол. Мегрэ открыл ящик стола, куда днем бросил телеграммы, извещавшие о приезде Петерса Латыша.
Затем взглянул на карту. Провел пальцем линию, соединяющую Краков, Бремен, Амстердам, Брюссель и Париж.
Где-то у Сен-Кантена палец его задержался: убийство.
В Париже линия резко обрывалась. Двое мужчин исчезают прямо посреди Елисейских полей.
Остаются только чемоданы в номере и миссис Мортимер, у которой в голове столько же мыслей, сколько вещей в пустом дорожном бауле Петерса Латыша, стоящем посреди его спальни.
В трубке Мегрэ так булькало, что это начало раздражать комиссара: он вытащил из ящика связку перышек, прочистил мундштук, открыл дверцу печурки и бросил туда грязные перья.
Четыре кружки были пусты, пена клочьями оседала на их стенках. Из соседнего кабинета кто-то вышел, повернув в замке ключ, и зашагал по коридору.
– Кто-то освободился, – вздохнул Торранс. – Наверное, Люкас. Он задержал сегодня двух торговцев наркотиками, и все благодаря одному маменькиному сыночку, который заглотил приманку.
Мегрэ помешал угли, выпрямился, лицо у него было красное. Он машинально взял пакетик из вощеной бумаги, вытащил оттуда прядь волос, блеснувших в свете пламени.
Затем вновь подошел к карте, на которой маршрут Латыша, намеченный невидимой линией, изгибался, образуя почти полукруг.
Зачем из Кракова делать крюк, заезжая в Бремен, вместо того чтобы прямо ехать в Париж?
