– При каком преступлении?
Он туг на ухо и, как это делают глухие, наклоняет голову к собеседнику.
– Как? Вы не знаете, что…
Простыню приподнимают. Старик застывает, изумленно уставившись на труп.
– Ну?
Он молчит. Утирает глаза. Но вовсе не плачет: Мегрэ заметил, что глаза у него слезятся.
– Что вы делали на кухне?
Старик опять смотрит на окружающих. Кажется, их слова лишены для него всякого смысла…
– Каким образом вас заперли на кухне? Ключа внутри нет, снаружи – тоже.
– Не знаю, – лепечет он, как ребенок, опасающийся, что его накажут.
– Чего не знаете?
– Ничего.
– Документы при вас?
Он неловко роется в карманах, опять утирает глаза, шмыгает носом и наконец протягивает бумажник с серебряной монограммой. Полицейский комиссар и Мегрэ переглядываются.
Старик действительно в маразме или неподражаемо играет. Мегрэ извлекает из бумажника удостоверение личности и читает:
«Октав Ле Клоаген, судовой врач в отставке, шестьдесят восемь лет, Париж, бульвар Батиньоль, тринадцать».
– Всем выйти! – неожиданно взрывается он. Жозеф Маскувен послушно поднимается.
– Не вы. Вас это не касается. Да сядьте же, черт побери!
В этой кукольной квартирке теперь, когда в нее набилось чуть не полтора десятка человек, буквально не продохнуть.
– Вы тоже садитесь, господин Ле Клоаген. И прежде всего объясните, что вы делаете в этом доме.
Ле Клоаген вздрагивает. Слова он слышит, но смысл их не воспринимает. Мегрэ повторяет вопрос, потом срывается на крик.
– А, вот вы о чем. Извините. Я зашел…
– Зачем?
– Повидать ее, – бормочет старик, указывая на прикрытое простыней тело.
– Решили узнать свое будущее? Старик молчит.
– Короче, были вы ее клиентом или нет?
– Да. Я зашел…
– И что произошло?
– Я сидел здесь. Да, здесь, на этом золоченом стуле. Потом постучали в дверь. Вот так…
Старик направляется к двери. Кажется, что он хочет удрать. Нет, он только отрывисто стучит.
– Тогда она мне сказала…
– Продолжайте. Что она вам сказала?
– Она сказала: «Живо туда!» И втолкнула меня в кухню.
– Это она заперла дверь на ключ?
– Не знаю.
– Дальше.
– Вот и все. Я сел к столу. Окно было открыто. Я смотрел на улицу.
– А потом?
– Потом – ничего. Пришло много народу. Я решил, что мне лучше не показываться.
Говорит он тихо, медленно, как бы нехотя, и внезапно, совсем уж неожиданно, осведомляется:
– Табачку не найдется?
– Вам сигарету?
– Нет, табаку.
– Вы курите трубку?
Мегрэ протягивает кисет. Ле Клоаген берет щепоть табаку и с явным удовлетворением заталкивает за щеку.
– Только не говорите моей жене. Тем временем Люкас обшаривает квартиру. Мегрэ знает, что ищет бригадир.
