пухлыми алыми губами и широко распахнутыми глазами – синими, как зимнее небо… Ее прозрачная, как фарфор, кожа была молочно-белого цвета, и только щеки нежно розовели.
– Входите, – сказала девушка и, отступив на шаг, вежливо присела.
Пинкни вошел в прихожую и поклонился.
– Лавиния? Счастливого Рождества.
Лавиния выпрямилась и улыбнулась. В углу ее рта появилась маленькая серповидная ямочка.
– Рада тебя видеть, Пинкни. – Она говорила тихо, почти шепотом. – Эндрю ждет тебя. Я провожу тебя наверх.
Поднимаясь за ней по лестнице, Пинкни заметил, что тонкая талия девушки опоясана кушаком из полупрозрачного переливчатого шелка. Лавиния шагала двумя ступеньками выше, и их головы находились на одном уровне. От волос девушки исходил тонкий аромат жасмина.
Прошелестев юбками, Лавиния скользнула в коридор, ведущий в комнату Эндрю, и распахнула дверь.
– Эндрю, милый, Пинкни пришел.
Отступив на шаг, чтобы дать ему дорогу, девушка придержала кринолин. Край платья спереди завернулся, открыв кружевную пену нижних юбок, маленькие бархатные башмачки и обтянутые шелком аккуратные лодыжки.
– Ах Боже! – воскликнула она и одернула подол. Смущенно опустив длинные ресницы, девушка упорхнула.
Пинкни рухнул в кресло и покачал головой:
– И это малышка Лавиния! Глазам своим не верю. В последний раз, когда я ее видел, она еще носила детский фартучек.
Эндрю хмыкнул:
– Не знаю, где были твои глаза, Пинкни. В последний раз ты видел ее на моей свадьбе. Но ты был слишком обеспокоен, как бы свидетели не перепились, прежде чем мы доберемся до церкви. Зато Лавиния разглядела тебя хорошенько. Разве ты не помнишь, как она поймала букет и продела цветок тебе в петлицу? Она уже тогда положила на тебя глаз.
Пинкни засмеялся:
– Ну конечно! Проклятый сок закапал весь мой костюм. Мне хотелось придушить противную девчонку. Я и не понял, что это была Лавиния.
– Я не скажу ей. Это разобьет ей сердце. Она не прочь надеть чепец.
– Ей больше пойдет детский чепчик..
– Ладно. Только не говори, что я тебя не предупреждал.
Пинкни улыбнулся, затем посерьезнел. Оглянувшись на дверь и убедившись, что она плотно прикрыта, он придвинулся в кресле поближе к кушетке Эндрю:
– Как ты, старина?
Эндрю рассматривал свои руки, которые были аккуратно сложены на краю шерстяного пледа, накрывавшего его колени.
– Я не чувствую боли, – сказал он. Они помолчали.
Эндрю уныло взглянул на Пинкни:
– Можешь считать меня помешанным, но лучше бы они хоть чуточку болели. Я бы помнил о болезни. А так я забываю. Господи, помилуй, Пинкни, я просыпаюсь утром, в окно светит солнце, и я на чистой постели, а не в грязной палатке… Какое счастье, думаю я, – будто в отпуске… Пытаюсь вскочить – ноги не слушаются меня. Это происходит вновь и вновь. Думаю, все еще прояснится, но не знаю, с чем бороться. Нет врага, которого нужно одолеть. Я сумел бы проявить твердость, вытерпеть боль… Но тут… совсем ничего. – Сжав правую руку в кулак, Эндрю стал колотить безжизненные подпорки под одеялом.
– Эй, не дури! – Пинкни схватил его за запястье. Эндрю пытался вырваться, его рот перекосился от ярости. Вдруг он обмяк. Пинкни отпустил его руку.
– Впервые ты не справился со мной в индейской борьбе. Давай попробуем, две попытки из трех.
Минут через пять Лавиния, осторожно постучавшись, вошла, неся поднос с графином и бокалами. Она пришла в ужас при виде мужчин, которые, сцепив руки, изо всех сил напрягли мускулы. Лица друзей были красны.
– Что вы делаете? – воскликнула Лавиния. – Эндрю, тебе нельзя так!
На нее не обратили никакого внимания. Девушка выбежала с подносом в руках, бокалы опасно позвякивали. Когда Лавиния вернулась с Люси, рука Пинкни была плотно прижата к кушетке. Эндрю сжимал ее, вдавливая в волосяную обивку. Оба улыбались, как мальчишки.
– А ты точно мне не поддался?
– Не будь ослом. В следующий раз я одержу верх. Но они не успели начать: обе женщины бросились к кушетке. Лавиния, притворившись сердитой, распекала Пинкни, и ямочка ее розовела; Люси утирала пот со лба Эндрю крошечным платочком, обшитым кружевами.
По джентльменской традиции мужчины подчинились. Пинкни взял у Лавинии поднос и разлил по бокалам виски. Эндрю улыбнулся Люси. Румянец борьбы уже сошел с его лица.
– Люси, – сказал он, – ты ведь знаешь – не принято пить в присутствии дам.
Просительно взглянув на Эндрю, Люси вместе с Лавинией вышла из комнаты.
