– Я покажу тебе. – Она опять впилась пальцами в кольчугу и прижалась лбом к его груди. Потуги стали непереносимы.
Вдохнув, как тонущий человек, Оливер оставил ее, кинулся к коню и отцепил от седла свернутое одеяло, одновременно крикнув оцепеневшему Ричарду, чтобы тот немедленно привел какую-нибудь женщину.
Он расстелил одеяло у частокола, окаймлявшего линию рва. Кэтрин оперлась на него, согнула и развела ноги. Ее юбки были пропитаны грязью и отошедшими водами.
– Иисусе! – хрипло проговорил Оливер. Его лицо было серым, как пепел.
– Скажи мне, когда покажется головка. Тебе нужно будет поддержать ребенка, когда он родится.
Оливер сглотнул. Его тошнило. Ему хотелось убежать и спрятаться. Прежде ему довелось только выхаживать взад и вперед под дверью спальни, за которой умирала Эмма. Теперь же Кэтрин требовала, чтобы он сыграл роль повитухи. Он бросил взгляд через плечо в тщетной надежде, что помощь уже близка, но рядом были только солдаты, которые занимались спасением внешних укреплений замка и гнали отряды Евстахия прочь из города. Дым валил клубами, ветер хлестал каплями дождя.
– Оливер! – закричала Кэтрин. Ее спина прижалась к дереву частокола.
Крик привел его в чувство. Поскольку никто не может помочь им, у него не оставалось выбора.
– Все в порядке. Я здесь, – сказал он, надеясь, что голос звучит уверенно и спокойно, хотя предпочел бы сотню раз оказаться в самом центре схватки, невзирая на раненую руку, чем сидеть здесь на корточках и смотреть, как страдает Кэтрин.
Она что-то буркнула и напряглась, направив все дыхание, всю волю и все силы на то, чтобы вытолкнуть ребенка на свет. Его темная мокрая головка показалась в родовом отверстии.
– Головка есть, – сказал Оливер и наклонился к ней. Кэтрин кусала губы; ее лицо горело от напряжения, но глаза лучились и пристально смотрели на него, требуя полного внимания.
– Пуповина идет чисто?
– Она не обернулась вокруг шеи. Господи помилуй, его глазки открыты!
– А ты бы не открыл глаза? – выдохнула Кэтрин. – Теперь плечики. Возьми плечики. Не тяни за пуповину.
Когда плечики вышли, ребенок быстро и легко выскользнул весь целиком, и Оливеру осталось только не выронить своего потомка.
– Мальчик, – тупо проговорил он, совершенно ошеломленный скоростью, с которой все произошло. Младенец смотрел на него с таким же выражением, затем громко закричал и взмахнул своими крошечными ручками.
Оливер снял плащ, завернул в него ребенка и положил рядом с Кэтрин. Пуповина все еще пульсировала между ее бедер. Живот выглядел поменьше. Из родового отверстия текла кровь, но не слишком обильно.
– Видишь, я тебе обещала, – сказала она и улыбнулась дрожащими губами.
– Святой Боже, не хочу я больше обещаний подобного рода! – откликнулся Оливер дрожащим голосом, переводя глаза с нее на кричащего младенца и обратно и чувствуя страшную слабость. Еще немного, и он упадет в обморок.
– Подожди, еще не все, – резко бросила Кэтрин, увидев, как он покачнулся. – Ты разве не слышал, что их двое?
Оливер облизнул губы и прохрипел:
– Двое?
Она кивнула, не в силах ответить, и снова крепко уперлась в частокол.
– Осторожно потяни за пуповину. Первый послед отходит.
Когда наконец появились две женщины из замка, у Оливера и Кэтрин родился второй сын. Он был немного меньше своего старшего брата, но орал так же громко. Трясущимися от потрясения и облегчения руками Оливер завернул его вместе с первым и всмотрелся в их сморщенные личики.
– Двойня, – глухо произнес он. – Господи, Кэтрин, принять даже одного, это словно крещение огнем.
– Зато теперь ты полностью очищен от всех грехов. – В ее голосе, несмотря на усталость, прозвучала нотка ликования. – Тебе больше никогда не придется бояться.
Он потер руками лицо.
– Я бы так не сказал. Если бы мужчинам приходилось рожать, людская раса быстро бы исчезла с лица земли.
Однако его серые глаза довольно светились. Очищением был сам факт, что он смог кое-что сделать, а не просто беспомощно стоять перед закрытой дверью.
Восклицая и охая над Кэтрин, женщины завернули ее в теплые одеяла и напоили вином. Ричард оказался настолько предусмотрительным, что прислал также двух мужчин с носилками. Кэтрин в мгновение ока подняли и отнесли с новорожденными сыновьями в замок.
Принц Генрих, все еще в кольчуге и с всклокоченными от шлема рыжими волосами, быстро направился взглянуть на мать и детей, которых проносили мимо.
– Рождены у частокола под проливным дождем и приняты собственным отцом. Такое начало знаменует нечто исключительное. – Он улыбнулся Оливеру. – Назови старшего Генрихом, и я буду крестным отцом обоим.
