дождался автобуса. Его преследовал запах пыли, ботинки натерли ноги. Таких долгих прогулок он не предпринимал уже много лет.
Буэн собрался пройти в коридор, но все-таки толкнул дверь кафе. Нелли за стойкой не было. За занавеской, что на дверях кухни, он заметил движущуюся тень. Он не ощутил ревности. Нелли вышла к нему, одергивая подол юбки, а немного погодя на улицу, старательно отворачиваясь, вышел какой-то мужчина.
— Она приходила.
Он осекся. Ему нечего было сказать.
— Вид у нее был растерянный. Ну да, он ведь не пошел, как обычно, в парк Монсури. Может, она думала, что он заболел?
— На этот раз она перешла через улицу.
— И вошла сюда?
— Нет. Чуть было не решилась. Уже взялась за дверную ручку… Посмотрела на меня, как сфотографировала, и рассудила, что лучше уйти.
Буэн не спросил: “Как она выглядела?” Он хорошо представлял себе, какое усилие сделала над собой Маргарита, чтобы пересечь мостовую и подойти к дому. Чуть было не вошла… Но ей пришлось бы заговорить с Нелли. Что она сказала бы хозяйке кафе? Взмолилась бы. Чтобы та вернула ей мужа?
— Наберись-ка ты духу… т — Для чего?
Она пожала плечами, словно он ребенок, задающий глупые вопросы.
— Вы с ней играете в кошки-мышки.
— Не понимаю, что ты имеешь в виду.
— Прекрасно понимаешь и знаешь, чем все кончится.
— Ну чем?
Она еще раз пожала плечами:
— На, пей.
Сидя перед телевизором, они почти не разговаривали. Потом поднялись, на площадке пожелали друг другу доброй ночи. Спал он лучше, сон был по-прежнему тяжелый, но уже не такой беспокойный, как прошлой ночью. Теперь Эмиль сердился на Нелли. Машинально он переделал мелкие утренние дела по дому; когда Нелли спустилась, они постарались не встречаться глазами.
В десять пришла на свидание Маргарита. На нее он тоже избегал смотреть. Взгляд у него блуждал, словно он хранил какой-то секрет, который окружающие пытались у него вырвать. В конце концов она ушла. И только тогда он проводил ее взглядом.
Внизу были клиенты. Слышались веселые голоса рабочих: кто объявлял, что пропускает один круг, кто ставил всем присутствующим. Когда-то и он пропускал круг: это было в те времена, когда он распоряжался на стройках и вместе со старшим мастером или подрядчиком заглядывал в бар промочить горло.
Он остановился перед кроватью Нелли, медной кроватью, какие были во времена его молодости. Вернулся к себе в комнату, открыл шкаф, где у него хранилась бутылка красного бордо, которое он собственноручно нацедил из бочки в погребе.
Как Тео… Как покойный Тео. Умер он внезапно, скоропостижно, так же как мать Эмиля. С ним это тоже может случиться. С минуты на минуту это может произойти и с Маргаритой. Кто обнаружит ее тело? И через сколько часов?
Буэн сопротивлялся, боролся, не желая уступить. Нелли права. В глубине души он знает, чем все кончится. Так почему не покончить с этим сразу же?
Нелли внизу покатывалась над грубоватой шуточкой кого-то из клиентов, но Эмиль знал: она все время прислушивается к шагам на втором этаже.
Чемодан лежал на платяном шкафу. Чтобы его достать, Эмиль привстал на цыпочки; снял с вешалок одежду, вперемешку покидал белье, обувь. Плевать на то, что она скажет, как глянет. Надоело ему служить мишенью для других. У него есть право жить по собственному разумению, следовать своим порывам.
Он посмотрелся в зеркало и заметил, что постарел. Что толку во всем этом копаться? Он уже столько раз пытался все понять в последние дни, что голова трещит.
Буэн тихо спустился по лестнице с чемоданом в руках. Можно уйти незаметно — выйти прямо на улицу и повернуть налево. Но он ей должен. Не заплачено ни за комнату, ни за спиртное.
Рабочие ушли. Перед стойкой остался один штукатур с лицом Пьеро. Он превратился в завсегдатая. Заходил ли он уже на кухню?
Нелли смотрела на Эмиля, не обнаруживая удивления:
— Хочешь попросить счет, правда? Она не сердилась. Говорила с ним, как обычно. Поискала в блокноте отведенную ему страничку:
— За комнату я с тебя не возьму.
— Нет, я настаиваю.
— Да я не знаю, ни сколько это может стоить, ни сколько ты дней прожил.
— Одиннадцать.
Казалось, она удивилась, что он сосчитал.
— Как хочешь. Пускай будет три франка в день.
— Слишком дешево. Самое меньшее пять.
— Не будем спорить. Напитков на сорок франков.
— Два обеда.
— Прикажешь еще вычесть завтрак в Сен-Клу? Это ведь я тебя приглашала.
Рыжий штукатур ждал, не очень понимая, что происходит. Буэн достал из бумажника купюру:
— Сдача найдется?
— Не хватает.
В кассе тоже не было таких денег.
— Пойду одолжу.
Она вышла, перебежала через залитый солнцем кусок улицы и распахнула дверь в кондитерскую, отчего сам собой зазвонил колокольчик.
— Вот! По-моему, квиты. Стаканчик санеерского? Отказаться он не мог. Она налила себе тоже.
— Хозяйка угощает! — иронически заметил он. Потом выпил залпом, неуклюже поблагодарил.
Вышел, не обернувшись, спиной чувствуя взгляд Нелли и ее посетителя. Через минуту они займутся любовью — при этой мысли сердце у него сжалось.
Буэн пошел привычной дорогой, какой ходил годами. Во дворе больницы Пеана у дверей диспансера стояли в очереди женщины, старики, дети. Перед тюрьмой торчал полицейский фургон. Эмиль свернул налево, в переулок. Дома с одной стороны стояли пустые, ставни в первых этажах опущены, окна вторых этажей не занавешены. Граница света и тени пролегла точно по середине мостовой.
Буэн не воспользовался ключом, который без всякого умысла оставил у себя. Опустил чемодан на тротуар, позвонил, прислушался, удивляясь, почему так тихо внутри, и вздрогнул, когда дверь приоткрылась и в узкой щелке показался краешек лица.
Он заранее приготовил листок, но не метнул его привычным движением большого пальца и мизинца. Когда дверь открылась до конца, он молча протянул записку. Маргарита приняла ее тоже молча, но кинула на него тревожный взгляд. Вынула из кармана очки. Прочла и, оставив дверь настежь, ушла в гостиную.
Он переступил порог, узнал запах и какой-то плотный, тяжелый воздух. В гостиной увидел клетку с застывшим попугаем. Наклонившись над роялем, Маргарита писала.
Его записка содержала вопрос: “Г-жа Мартен?”
Это было условие его капитуляции. Он вернулся, не поджав хвост. Он не клянчит позволения остаться.
Его подмывало сразу пройти наверх и распаковать чемодан, но он предпочел подождать. Написав записку, Маргарита не отдала ее Эмилю. Она положила листок на рояль. Уселась в кресло и схватилась за свое вязанье, словно хотела дать ему понять, что ничего не изменилось. Он неуверенно подошел, протянул руку.
