основной мыслью великого эмансипатора, и эта мысль горит и дышит во всех его законах, касающихся бедности. Самое рабство он ненавидел сверх всякой меры, ненавидел чуть ли не бешено, но и эту бесчеловечность он не мог уничтожить целиком, — она слишком глубоко коренилась в жизни той первобытной эпохи, — и поэтому вынужден был ограничиться законодательным смягчением срока рабской службы. Если, однако, раб, освобожденный, наконец, законом, упорно не желал покинуть дом своего господина, то, по велению Моисея, такого неисправимого раболепного негодяя прибивали за ухо к косяку господского дома и, опозоренного таким образом, держали в рабах пожизненно. О, Моисей, Моше Рабену, — учитель наш, величавый борец против рабства, подай мне молоток и гвозди, чтобы я мог наших благодушных рабов в черно-красно-золотой ливрее пригвоздить за их длинные уши к Бранденбургским воротам!
Признания
Если пророк Востока назвал евреев «народом Книги», то пророк Запада определил их в своей философии как «народ духа». Уже в самые первые дни своей истории евреи, как мы замечаем в Пятикнижии, обнаруживают склонность к отвлеченному, и вся их религия есть не что иное, как только акт диалектики, в силу которого материя и дух разделяются и абсолютное признается только в исключительной форме духа. Какое ужасающе одинокое положение им пришлось занять среди других народов древности, которые, отдаваясь радостному культу природы, понимали дух скорее в явлениях материи, в ее образах и символах! Какой яркий контраст они поэтому являли с пестро расцвеченным иероглифическим Египтом, с Финикией, великим храмом утех, с милой, благоуханной блудницей вавилонской, и, наконец, с Грецией, цветущей родиной искусств!
…Постепенно этот народ духа целиком освобождается от материи, постепенно происходит его полная спиритуализация, и это представляет поразительное зрелище. Моисей окружил дух, так сказать, материальными твердынями для защиты от реального натиска соседних племен: вокруг поля, где он сеял дух, он насадил терновую изгородь — строгий церемониал закона и эгоистическое национальное чувство. Но когда священное растение духа пустило столь глубокие корни и вознеслось в такую высь, что его уже больше нельзя было вырвать, тогда пришел Иисус Христос и сломил церемониал закона, утративший с тех пор всякий полезный смысл, и даже изрек смертный приговор еврейской национальности… Он призвал все народы земли участвовать в царстве Божием, принадлежавшем прежде лишь единственному богоизбранному народу; он всему человечеству даровал гражданские права евреев… Правда, искупитель, освободивший братьев своих от церемониала закона и национальности и давший начало космополитизму, сделался жертвой собственной гуманности: и городской магистрат в Иерусалиме приговорил его к распятию, а чернь надругалась над ним…
Но поругана и распята была только плоть; дух осенен был славой, и мученичество победителя, завоевавшего духу господство над миром, стало символом этой победы, и все человечество стремится с тех пор, в подражание Христу, к умерщвлению плоти и к сверхчувственному растворению в абсолютном духе…
Когда же вновь наступит гармония, когда мир исцелится от одностороннего стремления к победе духа, от безумного заблуждения, которое стало причиной немощи и плоти и души!
…Евреи созданы из того теста, из которого лепят богов; если сегодня их топчут ногами, то завтра пред ними падут на колени; в то время как одни из них роются в грязи отвратительного торгашества, другие поднимаются на высочайшие вершины человечности, и Голгофа — не единственная гора, где еврейский Бог пролил кровь за благо человечества. Евреи — народ духа, и всякий раз, как они возвращаются к своим началам, они велики и прекрасны, а их неуклюжие противники пристыжены и посрамлены. Глубокомысленный Розенкранц сравнивает их с великим Антеем, и разница лишь в том, что он становился сильнее всякий раз, как прикасался к земле, евреи же почерпнут новые силы, как только они снова соприкоснутся с небом. Удивительное сочетание самых резких противоположностей! Хотя у этих людей встречается столько уродства и низости, среди них же можно встретить идеалы самой чистой человечности, и если когда-то они направляли мир на новые пути прогресса, — мир, быть может, и впредь должен ждать от них новых откровений…
Людвиг Берне
На улице в Берлине я видел однажды старых дочерей Израи-левых: длинные кресты, еще более длинные, чем их носы, висели у них на груди и спускались до самого пупа; в руках у них были лютеранские молитвенники, и говорили они о превосходной проповеди, только что слушанной в церкви св^роицы. Одна из них спрашивала другую, где та причащалась святых тайн, и при этом у обеих пахло изо рта. Еще омерзительнее мне было видеть тех грязнобородых евреев, что прибыли из своих польских клоак, были завербованы для неба миссионерским обществом в Берлине, начали проповедовать на своем гнилом диалекте и при этом ужасно воняли. Во всяком случае, хорошо было бы, если бы эту вшивую польскую рвань крестили не обыкновенной водой, но одеколоном.
Там же
История современных евреев трагична, но вздумай кто-нибудь написать об этой трагедии, его еще осмеют. Это трагичнее всего.
Мысли, заметки, импровизации
Никогда не говорить об отношении к евреям! Испанец, который каждую ночь во сне беседует с богоматерью, из деликатности ни за что не коснется ее отношений к Богу-отцу: самое беспорочное зачатие все-таки остается зачатием.
Там же
Евреи лучше христиан, если они хороши; если же плохи, то хуже.
Там же
Окончена ли миссия евреев? Я полагаю, она будет окончена, когда придет земной Спаситель — индустрия, труд, радость.
Там же
После Исхода о свободе говорят всегда с еврейским акцентом.
К Лютеру
Мы заботимся о благе материи, о материальном счастье народов, не потому, что мы, подобно материалистам, относимся с пренебрежением к духу, но потому, что мы знаем, что божественность человека проявляется также в его физическом естестве и что нужда разрушает и принижает тело, образ божий, отчего и дух погибает равным образом. Мы боремся не за человеческие права народа, но за божественное право человека.
Мы готовы принести себя в жертву ради народа, ибо самопожертвование относится к нашим утонченнейшим наслаждениям.
Признания
Доброта лучше красоты.
К истории религии и философии в Германии
Все купцы в мире исповедуют одну религию.
Там же
Самый жизненный вопрос в мире — это вопрос о существовании Бога.
Там же
