Как вы знаете, мистер Трент, мне удается имитация. Я воспроизводил голос Мандерсона много раз, и даже Баннер не отличал его от истинного. Это был, помните, – Марлоу повернулся к мистеру Копплсу, – сильный властный голос с долей металла, и подражать ему было не так уж трудно. Я вновь осторожно повторил эти слова. Вот так… – Он произнес их, и мистер Копплс удивленно раскрыл глаза. – План возник в полминуты. Я не задерживался над разработкой деталей, был дорог каждый миг. Я поднял тело и положил на дно машины, покрыл ковриком; подобрал шляпу и револьвер. Ни следа, думаю, не осталось на лугу. По дороге к дому моя схема с такой быстротой и легкостью обрела форму, что я едва сдерживал возбуждение. Ведь мне еще надо удрать, и это просто, если все удастся.
Подъезжая к дому, я замедлил скорость и тщательно обследовал дорогу. Кругом было тихо. Развернув машину, погнал ее через открытое поле и остановил за скирдой. Затем надел шляпу Мандерсона, положил в карман свой револьвер и с телом на руках двинулся к дому.
Глубоко вздохнув, Марлоу опустился в кресло у камина и вытер платком вспотевший лоб.
– Все остальное вы знаете. – Он достал сигарету, зажег ее и затянулся. Трент наблюдал, как подрагивала рука Марлоу. – Туфли, которые выдали меня, продолжал Марлоу, – сильно жали, но мне необходимо было скрыть свои следы на мягкой земле возле хижины, где я положил тело, а также между хижиной и домом. Свои туфли, пиджак и пальто я оставил у тела, чтобы потом их забрать… Раздевание трупа, потом облачение его, рассовывание всех вещей по карманам все было делом ужасным, а извлечение зубных протезов и сравнить не с чем… Но ведь я вытаскивал свою голову из петли. Жалею, что не оправил манжеты, не зашнуровал как следует туфли. А то, что не в тот карман сунул часы – ошибка грубейшая. Все это вы моментально заметили, мистер Трент… Но по поводу виски вы ошиблись, между прочим. Я сделал лишь один хороший глоток, затем наполнил карманную фляжку, которую обнаружил в шкафу. Мне предстояла трудная ночь, и я не знал, как ее выдержу.
О том, что я делал дома, говорить почти нечего. Время, оставшееся после ухода Мартина, я употребил на то, чтобы тщательно обдумать оставшиеся ступени плана. Между делом я разрядил и вычистил револьвер, положил в секретер Мандерсона бумажник и бриллианты. Затем поднялся наверх – момент был тяжелый, но я благополучно добрался до своей комнаты, положил револьвер и патроны обратно в футляр; выключил свет и тихо прошел в комнату Мандерсона.
Что я должен был сделать там – вы знаете: снять туфли и выставить их за дверь, оставить куртку Мандерсона, жилетку, брюки и галстук; выбрать костюм, галстук и туфли для тела, положить зубные протезы в сосуд, который я переставил с умывальника к изголовью кровати, оставив таким образом эти пагубные отпечатки. Потом мне предстояло лечь в постель и измять ее. Все вы знаете, все, кроме состояния моих мыслей, которые вы не могли бы вообразить, а я – описать.
Самое худшее случилось, когда я уже начал действовать: из соседней комнаты заговорила со мной миссис Мандерсон, – я считал ее спящей. Однако я был готов и к этому: оставалось покинуть дом обычным путем, но для этого нужно было ждать, пока все уснут, и тогда мой уход мог быть только услышан, но не увиден. С телом я поступил бы так, как и намечал. Разница была лишь в том, что я не смог бы создать неоспоримое алиби, не прибыв в отель к 6.30. Мне пришлось бы ехать прямо в порт и наводить там фиктивные справки. Однако все произошло иначе: я услышал ровное дыхание миссис Мандерсон, выждал и быстро прошел в носках через ее комнату, а вскоре был со своим узелком на траве. Думаю, я не произвел ни малейшего шума. Занавеска была мягкой, не шуршала, и когда я шире растворил окно – не раздалось ни звука… Так я обрел уверенность в своей безопасности. – Скажите мне, – сказал Трент, когда Марлоу умолк, прикуривая очередную сигарету, – как вы рискнули покинуть дом через комнату миссис Мандерсон? Ведь с той же стороны три пустых комнаты, через которые вы спокойно могли выбраться. А так вы могли оказаться в весьма трудном положении. Подозрения, связанные с дамой, – вы меня понимаете?
Марлоу повернулся к нему с пылающим лицом.
– А я надеюсь, что вы поймете меня, мистер Трент, – сказал он дрогнувшим голосом. – Если бы мне пришла в голову такая мысль, я бы пошел на любой риск, но не совершил побега таким образом…
– Ваше замечание справедливо, – ответил Трент холодно. – Я вполне могу поверить, что в тот момент вы и не могли думать ни о чем другом, кроме побега. И все-таки, с моей точки зрения, легче было исчезнуть через окно свободной комнаты.
– Вы так думаете? – усомнился Марлоу. – А у меня уже кончалась выдержка. Когда я вошел в комнату Мандерсона, мне уже казалось, что половина страхов позади. Моя задача замкнулась в маленьком пространстве, и в ней была только одна опасность – пробуждение миссис Мандерсон, но я знал, что у нее хороший сон. Теперь предположим, что я с узлом одежды, в носках направляюсь в одну из пустых комнат. Лунный свет заливал коридор. Даже если бы я спрятал лицо, никто не принял бы меня за Мандерсона. По дому мог бродить Мартин. Из своей спальни мог выйти Баннер. Кто-нибудь из слуг мог появиться из-за угла, из другого коридора – как-то в такое же позднее время я видел Селестину. Всего этого могло и не случиться но я не мог рисковать. Огороженный в комнате Мандерсона от всего дома, я в точности знал, с чем мне придется встретиться. Лежа одетым в его постели и прислушиваясь к дыханию, почти неуловимому, проникавшему сквозь открытую дверь, я чувствовал себя спокойнее. Я даже поздравил себя: разговор с миссис Мандерсон работал на мою схему: Мандерсон дома, я – в пути на Саутгемптон.
Марлоу посмотрел на Трента, тот понимающе кивнул.
– Что касается Саутгемптона, – продолжал Марлоу. – Добравшись туда, я решил действовать согласно поручению, но под своим именем. Игра Мандерсона была так тщательно подготовлена, что моя импровизация едва ли оказалась лучше. Я вошел в игру еще до отъезда. Вы знаете, что я звонил и пытался вызвать Харриса по межгороду, запросив отель в Саутгемптоне. Я уже знал, что никакого Харриса там быть не могло.
– И поэтому вы позвонили? – быстро спросил Трент.
– У телефона в полуосвещенной библиотеке легко было занять положение, при котором Мартин не смог бы увидеть моего лица – только куртку и шляпу. Однако поза, в которой я сидел, была естественной и привычной для Мандерсона. И, конечно, мне важно было вести настоящий междугородный разговор, иначе телефонная станция в любой момент могла дать справку о том, что из дома Мандерсона никто не звонил в эту ночь.
– Неплохо, – сказал Трент. – Первое, что я сделал, это запросил телефонную станцию. И этот телефонный звонок, телеграмму, которую вы послали покойнику из Саутгемптона и в которой констатировали, что Харрис не появился и вы возвращаетесь, я оцениваю высоко.
Сдержанная улыбка осветила лицо Марлоу.
– Больше мне нечего сказать, мистер Трент. Я вернулся в Марлстон, здесь уже работал ваш друг Марч. Состояние у меня было такое же, как при отъезде. И самые тяжкие минуты наступили, когда я узнал, что делом займетесь вы. Нет, пожалуй, были мгновения и пострашней. Например, когда увидел вас идущим от того места, где я оставил тело. Мне казалось, вы предъявите мне обвинение на месте… Теперь я рассказал вам все.
Он закрыл глаза, и в комнате стояла долгая тишина. Внезапно Трент встал.
– Продолжите допрос? – спросил Марлоу.
– Нет, – ответил Трент, потягиваясь. – Просто занемели ноги. У меня нет больше никаких вопросов. Я верю всему, что вы нам рассказали. Верю потому, что очень тщеславен: ни один человек не мог бы лгать мне столько времени, чтобы я этого не обнаружил. Ваша история необычна. Но и Мандерсон личность необычная, и вы тоже. Вы действовали как лунатик, но я согласен с вами: если бы вы действовали как нормальный человек, у вас не осталось бы ни единого шанса. Одно неоспоримо – вы мужественный человек.
Краска залила лицо Марлоу, он замешкался с ответом, и паузой воспользовался мистер Копплс. Он сказал, откашлявшись:
– Что касается меня, то я ни на секунду не подозревал вас. Но, – продолжал мистер Копплс, подняв руку, – есть один вопрос, который я хотел бы вам задать.
Марлоу молча поклонился.
– Предположим, что в преступлении заподозрили бы кого-нибудь другого и отдали под суд. Как бы вы поступили?
– Думаю, мой долг ясен. Я обязан пойти к властям и рассказать всю мою историю и отдать себя в их руки. Трент громко рассмеялся.
