не уступал немецкому «Мессершмитту-109». Летчики на них вели бои значительно успешнее, чем мы на «киттихауках». Наши «китти», как мы их звали, во многом уступали «мессерам». У них была меньше скорость и гораздо больше вес, что затрудняло бой на вертикалях. Мы стремились вести бой на виражах, а «кобры» не уступали немцам на вертикалях. Такое взаимодействие было успешным. Когда в зоне боя не было рядом летчиков из братских полков, нам доставалось. Возвращались пощипанными, появились потери. Однажды мы вылетели восьмеркой на прикрытие наших войск. Над линией фронта на нас обрушилась большая группа «мессеров». Отражая атаки то сверху, то снизу, мы рассредоточились и вели бой парами.
Моим ведомым был молодой, но способный летчик сержант Коля Трещин. Нас непрерывно атаковали три пары. Мы едва успевали подставлять свои лбы пикирующей паре, как тут же приходилось встречать атакующих снизу. Так мы огрызались довольно долго, благо горючего у нас было больше. Случилось так, что, когда я перевел машину из очередной вертикали в вираж, Коли рядом не оказалось. Он почему-то отстал, был далеко внизу и, задрав нос машины, стремился подойти ко мне. В это время к нему снизу пристроилась в хвост пара «мессеров». Коля их не видел. Оказать ему помощь мгновенно было невозможно. По рации я закричал:
– Коля! «Мессер» в хвосте! Коля! «Мессер» в хвосте! Но Коля на мой крик не реагировал. Пикируя, я несся к нему, но не успевал. С близкой дистанции фашист открыл огонь. Машина Коли перевернулась и в плоской спирали пошла к земле. Атаковавший немец в крутом наборе высоты шел на меня. С близкой дистанции прицельно я дал длинную очередь и последовал за Колиной машиной, надеясь увидеть, как он покинет самолет. Этого не произошло. Машина упала в лес. Потом я осмотрелся: вверху увидел «мессер», за ним тянулся черный шлейф дыма. Возле него держались остальные пять. Стало ясно, почему они меня бросили. «Мессер» качался с крыла на крыло, потом перешел в крутое пикирование и взорвался в лесу. «Так тебе и надо, сволочь! Это тебе за Колю!» Закончился еще один бой, в котором погиб еще один мой товарищ – Коля Трещин.
В конце декабря мы взлетали шестеркой на очередное задание. Перед нами ушла в небо восьмерка «кобр» 28-го полка. У них была уже высота 1000 метров, когда мы набрали 600. Вдруг с запада на их эшелоне появился наш самолет Ту-2, а за ним – шестерка «мессеров». Они гнались за Ту-2 от самой линии фронта, увлеклись погоней и очутились чуть ли не над нашим аэродромом. «Кобры» немедля их атаковали. «Мессеры», пытаясь уйти со снижением, попали прямо под наши прицелы. Из шести фашистов четыре оказались сбиты. Они совершили вынужденную посадку на озере Валдай. Один летчик был ранен и отправлен в госпиталь, троих фрицев доставили в нашу дивизию, где вечером в присутствии всех летчиков они отвечали на наши вопросы.
Наступил 1943 год. Бои за ликвидацию демянского котла продолжались с нарастающей силой. Ежедневно мы вылетали по 5-6 раз. Едва успевали пополнить боекомплект, залатать пробоины, заправиться топливом, как взвивалась ракета и мы вновь выруливали на взлет. В эти дни группу нашей эскадрильи приходилось возглавлять мне. Комэск Николай Магерин замещал командира полка, который после вынужденной посадки в поле был нездоров.
17 января мы вернулись из второго вылета, заправиться успели лишь четыре истребителя, как подъехала штабная эмка и офицер штаба передал приказание немедленно выруливать на взлет, задание получим в воздухе, передадут по радио. Я сидел в кабине и показал офицеру на заправщика, который подъезжал к очередной машине для заправки.
– Начальник штаба приказал выруливать четверкой. К вам пристроится четверка из другой эскадрильи, – пояснил офицер.
На задание с нами шла четверка 2-й эскадрильи, ведомая Василием Гутором. Такой смешанный состав ничего доброго не сулил. Это подтвердилось сразу. Чтобы определиться, каким порядком пойдем, я по радио вызвал Гутора, но он меня не услышал. Это могло объясняться тем, что связь проверяется поэскадрильно и настройка на одну частоту в разных эскадрильях незначительно отличается. Наконец я связался с Гутором через своего ведомого лейтенанта Сашу Малышевского.
Наша четверка заняла место сковывающей группы. Четверка Гутора шла ниже, непосредственно прикрывая десятку штурмовиков Ил-2. На подходе к линии фронта я заметил шестерку «мессеров», приближающихся к нам. Необходимо было их отвлечь и дать возможность «горбатым» работать над целью.
– Передай Гутору, что мы с тобой парой свяжем «мессеры» боем, – сказал я своему ведомому.
Замысел мой удался. Шестерка «мессеров» соблазнилась боем с парой истребителей, пропустив «горбатых» к переднему краю немецкой обороны. Их сопровождал Гутор шестеркой. Минут пять на нас двоих набрасывались три пары немцев. Маневрируя тактически грамотно, огрызаясь, мы оборонялись. Видя безрезультатность атак, «мессеры» прекратили бой и ушли вверх, где их взяли в оборот наши «кобры».
Мы с Сашей Малышевским подошли к своей группе, встали в общий круг, прикрывая работающих «горбатых». Согласно последнему приказу штурмовикам предстояло держать под ударом участок обороны немцев не менее двадцати минут – это не менее четырех заходов на штурмовку эресами (PC) огневых точек и укреплений врага. За это время пехота приближалась вплотную к немецкой обороне для решающей атаки.
Когда «горбатые» выполняли четвертый, завершающий заход на штурмовку, в наушниках раздался отчетливый голос земли:
– Дубок! Дубок! «Мессер» в хвосте!
Это предупреждение последовало от офицера штаба нашей дивизии, координировавшего боевую работу авиации с наземными войсками и находившегося в окопах пехоты. Такое предупреждение означало, что кому-то из нас зашел в хвост «мессер».
Видимо, это был свободный охотник. Такую тактику применяли немцы довольно широко. Прикрываясь облачностью или заходя со стороны солнца, охотник выискивал жертву, подкрадывался сзади сверху на большой скорости и с короткой дистанции открывал огонь, после чего с набором высоты скрывался в дымке или в облаках.
В тот день погода для охотника благоприятствовала. Держался мороз за тридцать градусов, образуя сильную дымку и снижая горизонтальную видимость, при этом в зените светило солнце. Как обычно, когда в воздухе нет противника, мы прикрывали «горбатых», образуя круг. Это обеспечивало наблюдение друг за другом. Когда последовало предупреждение с земли, я усиленно всматривался в пространство впереди себя, охраняя заднюю полусферу шедшего впереди истребителя.
Мою безопасность обеспечивал мой ведомый Саша Малышевский. Вдруг боковым зрением я увидел, как фонтанчиками рвется в клочья обшивка крыла, а через образовавшуюся рваную дыру выплескивается бензин. Я понял, что атакован «мессером», и попытался резким маневром выйти из-под огня. Очередные снаряды пришлись по капоту двигателя, в верхнюю часть фонаря кабины и по фюзеляжу. Очевидно, перебило тягу управления – машина резко дернулась вверх, войдя в непонятное положение.
Морозная струя воздуха обожгла лицо. Попытки покинуть кабину не увенчались успехом из-за центробежных сил, прижимающих меня к сиденью. Земля была близко. Не помню, дергал ли я кольцо, но парашют сработал. Меня вытянуло потоком воздуха из кабины…
Тетрадь вторая
Очевидно, парашют раскрылся почти в момент приземления. Какое-то время я был без сознания. Когда очнулся, почувствовал тяжесть на коленях и увидел сидящего на мне верхом немецкого солдата. Он расстегивал на мне карабины парашюта, рядом на корточках сидел второй немец. Он держал в руках мой ремень, на котором висела кобура с пистолетом. Неподалеку что-то горело, слышалась артиллерийская стрельба, пулеметные очереди.
Вцепившись в ворот моего комбинезона, немцы втянули меня на дно траншеи. Глубокая тоска и досада охватили меня. На моем счету было семь сбитых стервятников. Этого явно недостаточно. Ведь сколько отнято жизней моих товарищей! Сколько погибло нашего люду: детей, матерей, жен! Тут же резанула
