доставая до груди, требовал немедленно идти на место.
В это время Жуков находился на самом краю нар. Когда немец пошел в другую сторону, он сдавил рукой мое плечо. Я обернулся, увидел открытый люк и мелькнувшие в нем сапоги.
Решение возникло мгновенно. Правой ногой я стал на нижние нары, левой коленкой – на верхние и из этого положения бросился в черноту люка. Меня обдала сильная струя холодного воздуха. Тело ударилось о землю, и наступила тишина. Очнувшись, я увидел вдали красный огонек последнего вагона удаляющегося эшелона. Железнодорожное полотно, рядом с которым я лежал, пролегало в глубокой выемке. Взобравшись на ее крутой склон, в ночной тьме я увидел силуэт бежавшего человека.
– Иван Власович! – окликнул я.
Мы обнялись. Нужно было сориентироваться и немедленно уходить. В черном безлунном небе сверкали мириады звезд. Я быстро нашел Большую Медведицу, затем Полярную звезду. Боясь ошибиться, я вытащил компасную стрелку. Когда, вращаясь на тоненькой ниточке, ее северный конец указал на Полярную звезду, мы бросились на восток, ориентируясь далее по звездам. Компасную стрелку я спрятал.
Мы понимали, что несомненно будет погоня с собаками. Чтобы сбить след, необходимо было быстрее достичь Вислы. Эшелон пересек ее за пару часов до побега – это мы определили по долгому громыханию на мосту. Такой длинный мост мог быть только через Вислу.
Мы бежали строго на восток через все попадавшиеся препятствия: огороды, сады, ямы, кусты. Когда, замедлив бег, осматривались, видели позади осветительные ракеты и слышали собачий лай – немцы гнались за нами.
Уже прошло несколько часов. Силы катастрофически убывали, а долгожданного берега реки все не было. Наконец местность пошла с понижением, трава становилась все выше и выше, запахло сыростью.
Впереди засветлело небо. Занималась утренняя заря.
– Ты плавать умеешь? – спросил я Ивана Власовича.
– Плохо, – был ответ.
Это меня огорчило и озадачило. В этом районе ширина Вислы – километра два. Для меня же плавание – любимый вид спорта. Я неоднократно участвовал в пятикилометровых заплывах по Москве-реке.
Внезапно растительность кончилась, и мы вбежали на широкую песчаную косу, а противоположного берега не было видно в предрассветной дымке. Мы разделись у самой воды и привязали одежду поверх головы. Ивана Власовича я предупредил, чтобы он в воду не входил, пока я не определю возможность переправы вдвоем. Я ушел далеко от берега, пока углубился по грудь. Вдруг сильное течение подхватило меня и понесло. С трудом мне удалось вернуться к берегу. Ниже по течению находился мост, а там – немецкая охрана.
Я поделился с Сылко своими выводами. Не теряя времени на одевание, мы пошли по колено в воде вдоль берега против течения. Шли долго, решили, что собаки след потеряют, а немцы подумают, что мы пустились вплавь. Нам попался густой кустарник. Мы выбрались на берег и улеглись в зарослях, прижавшись друг к другу. Вскоре мы уснули, а проснулись от громких ребячьих голосов на польском и немецком языках. В прибрежной воде ребята ловили раков и рыбу. Солнце стояло в зените. Пришлось нам затаиться до вечера.
Как меня предупреждали друзья-узники, здесь, в западной части Польши, нельзя показываться на глаза никому. Территория эта онемечена. За пойманного беглеца выдавалось вознаграждение. Восточнее Вислы положение было иное. Поэтому нам следовало быстрее форсировать реку.
Мы искали, на чем переправиться, но если и попадались лодки – они крепились цепями, запертыми на замки. Пришлось идти дальше на юг вдоль реки.
Шли мы ночами, днем прятались в прибрежном кустарнике, питались с огородов, чаще морковью. Больше всего нас удручала наступившая дождливая погода. Под моросящим дождем приходилось сидеть под кустом весь день, затем идти в мокрой одежде всю ночь. Мы устали, отощали, нас лихорадило. Стала очевидной необходимость в отдыхе и пище, иначе Польшу нам не пройти,
чтобы выйти к Бресту, в район Беловежской Пущи, где находились партизаны.
Своими мыслями я поделился с Иваном Власовичем и предложил зайти вечером в какой-либо дом, в случае неудачи скроемся в темноте. Сылко согласился и рассудил, что дом надо подобрать победнее, однако попадались зажиточные дома, куда мы опасались заходить. Наконец почти ночью нам встретился небольшой домик с сараем и оградой. Я предложил забраться в сарай, отлежаться там, понаблюдать днем, что за хозяева, а в следующий вечер поговорить с ними.
– Ты лезь в сарай, а я спрячусь в стогу сена. – Сылко указал на стог. Я согласился, и мы разошлись.
Взобравшись по срубу под соломенную крышу, я проник в сарай, где до самого верха были сложены снопы. Пробившись вниз через несколько рядов, я умостился поближе к стене. Тепло разморило меня, и я скоро уснул.
Проснулся я, когда в щели меж бревен пробился яркий свет. Ничто не нарушало тишины, лишь изредка было слышно кряканье уток во дворе. Через щель просматривалось полотно железной дороги, за ним – лес.
Снопы оказались не обмолоченными. Отрывая колосок ржи, я растирал его в ладонях и с жадностью поедал зерна, пока не наелся. За весь день лишь дважды я услышал польскую речь. Разговаривали мужчина и женщина, похоже, преклонного возраста. Хорошо, что во дворе не было слышно лая собак, они бы учуяли меня.
С наступлением темноты я выбрался из сарая. В это же время из стога вылез Сылко. Мы обменялись впечатлениями, решили зайти в дом. На всякий случай Власыч остался у калитки.
Я зашел во двор. Слева – дверь в дом, справа – сарай с полуоткрытыми воротами.
Не успел я подойти к двери, как за ней что-то громыхнуло. Испугавшись, я вбежал в сарай, увидел, что из дома вышел старик и направился к сараю. Он остановился ко мне спиной, чиркая зажигалкой. Я похлопал рукой по его плечу, предупредив на польском языке, чтобы он не боялся.
Старик вздрогнул и сразу успокоился, услышав польскую речь. Коротко я объяснил ему, кто я. Он предложил зайти в дом. Осмотревшись, я сообщил, что не один, а с товарищем. Позвал Сылко, и мы вошли в дом вместе. Пахнуло теплом и едой. Жена хозяина и их взрослая дочь удивленно смотрели на нас.
Хозяин им объяснил, в чем дело, и распорядился, чтобы они быстрее нас накормили. Из печи женщины извлекли два глиняных горшка. С жадностью поедали мы тушеную морковь с салом и свежим домашним пеклеванным хлебом. Потом пили горячий кофе с молоком.
Вдруг стук в дверь. Мы вскочили в тревоге. Оказалось, пришел с дежурства на железнодорожной станции сын. Хозяев удивил мой достаточно хороший польский язык. Я им понравился, они рассказали об обстановке вокруг, советовали, как идти и обходить гарнизоны. Отсюда начинался большой массив леса, где можно идти и днем.
Хозяева подарили нам пиджаки, шляпу и кепку, вложили в мешок буханку хлеба, сало, нож и спички. Мы распростились с ними, как с родными.
Перейдя железную дорогу, мы углубились в лес и шли до рассвета, ориентируясь по звездам. Погода наладилась. До полудня мы хорошо отдохнули и снова тронулись в путь по чудесному бору. Казалось, здесь не ступала нога человека. Под березами, кленами, дубами, соснами стелился толстый слой мягкого мха. На очередном привале мы сняли сапоги. Приятно было ощущать прохладу этого зеленого покрывала босыми ногами.
Ночью развели костер, выспались и повеселели. Неожиданно нам попалось картофельное поле, на следующем привале лакомились печеной картошкой с салом. К сожалению, скоро продукты иссякли. Сутки мы шли без еды. Вдруг мы услышали женский голос – на весь лес звучала польская песня. Двигаясь на голос, мы вышли на поляну, где увидели несколько коров и пастушку. Мы дослушали песню, но остереглись показываться женщине на глаза.
Лес кончался. Взобравшись на высокий холм, мы увидели небольшую деревушку. Домики стояли в два ряда. Правее их были огороды и лужок со стогами сена. От них к селу ехало несколько подвод, груженных сеном.
Мы решили дождаться темноты, а затем собирались зайти в какой-либо дом за едой. В случае опасности скроемся в темноте, как это было не раз.
