— Вы для дезертцев — дети, хоть и иностранцы, а ты еще и женщина. Восемнадцать, девятнадцать — это не возраст, ты ж видишь, какая разница между тобой и курсантами. Много крови попили и с меня, и с Ронана, пока хоть какие-то предложения стали внедряться. Я понимаю, как тебе было тяжело, но твоему брату тоже было не так легко, как он рассказывал.
Я задумалась о причинах, почему братец скрывал истинное положение дел, меня отвлек вопрос отца.
— Ты действительно сама решила расспросить русов о «Гевалтиге»?
Я вздрогнула и опустила глаза. Молча закивала.
— Зачем?
Я пожала плечами, по-прежнему не поднимая взгляда на отца.
— Хотела узнать больше, вдруг когда-нибудь будет возможность… — я не стала договаривать, понимая, что поисковую экспедицию ради достойного захоронения одного человека никто посылать не будет, да и чем больше времени проходит, тем меньше шансов на успех.
— Они сказали только это? — допытывался отец.
— Лепехин говорил что-то о ренегате, — ответила я.
— Да, такова была легенда твоей матери, и если бы тогда она не смогла сделать то, что сделала, это перестало быть легендой.
Я от удивления забыла обо всем.
— Отец, что ты говоришь? Ведь все прописывается в контракте, и он хранится; в случае чего можно его поднять… Разве нет?
— Лин-Ара провалилась, — задумчиво сказал отец, — и ей пришлось импровизировать. Мы сами не знали, что думать, когда пошла информация в масс-медиа о «перебежчике», когда ее сделали флагом той военакции против нас.
Я не могла вздохнуть и не верила собственным ушам.
— Тем не менее, она ухитрилась сделать задуманное, — закончил отец на натужно оптимистической ноте.
— А как ты, как Синоби пережили те дни, когда не знали, что к чему? — вырвалось у меня.
Отец вздохнул.
— Я был излишне оптимистичен, и надеялся, что раз она втерлась в доверие, то жива останется наверняка. Думал, она сможет что-то сделать, как-то помочь непосредственно во время боя вблизи планеты, мы ж не собирались падать на спину и позволять нас бомбить. Ни я, ни лорд Синоби не знали, что Шур поделилась с ней информацией о «ключе», поэтому для нас такое развитие событий оказалось… — отец не договорил, но и так было ясно.
— А что касается того, сомневались ли мы в Лин-Аре, то те, кто ее хорошо знал — нет, не сомневались, но Совет, конечно, лихорадило еще как. Синоби тогда чуть не съели, да нас всех троих тогда чуть не съели, и инициатором был старший Соболев. Собственно, эти его жесткие нападки и послужили причиной того, что его потом очень мягко попросили, и он отдал первенство сыну.
Я молча осмысливала услышанное.
— Интересный разговор за завтраком у нас получился, — заметил отец. — Держи меня в курсе той акции с братом Илис, если что, подстрахую.
Я благодарно кивнула.
Этим днем я собиралась в поместье Синоби к дочке, мы с ней очень сдружились, и я навещала ее при каждом удобном случае, но буквально у двери меня остановил вызов визора. Нехорошие предчувствия мягко царапнули изнутри. Вызывал Синоби-Чех, просил прилететь в поместье Хоресов. Я естественно потребовала объяснений, но взбалмошный старик отказался давать ответы, настаивая на своем. Пришлось согласиться. Чтобы подстраховаться, я позвонила по браслету Грюнду.
— Привет, извини, занят, только быстро, — протараторил он.
— Не знаешь, почему врач Синоби-Чех зовет меня к Хоресам в поместье?
— Нет. Но там Хорес-Китлинг, он не хочет выздоравливать. Кстати, стоит вопрос о рокировке семей — дать Ташинам первый ранг, а Хоресам второй, все «перворанговые» Хоресы мертвы или дискредитированы. Так что дело только за выздоровлением урожденного Ташина.
— Ясно. Спасибо.
Ага, значит, драться, вроде, не придется.
Синоби-Чех встретил меня возле ворот и провел к медзданию. Поместье Хоресов было стандартным — за оградой маленькие одно— и двухэтажные домики в окружении деревьев.
— Этот кретин отбракованный никого не хочет слушать, — зло, но тихо вещал Синоби-Чех, — ни психологов дипломированных, ни родственников, никого. Понимаешь, он не борется, он решил сдохнуть, — возмущению врача не было предела; похоже, он сам был готов убить за такое.
— А я причем? — осторожно поинтересовалась я.
— Может, тебя он послушает.
— С какой стати? — удивилась я.
— Вот что! Я перепробовал все, этот засранец не выздоравливает, хотя уже должен бегать, как крысодлак на марше. И ты — уже акт отчаяния! Ты, говорят, смогла удержать его от самоубийства, так давай попытайся еще раз!
Я открыла рот от такого. Он, часом, умом не тронулся?
— У вас что, хронический недосып? — ледяным тоном спросила я.
Он отмахнулся.
— Просто попытайся, большего я не прошу.
Как все-таки страшно выглядит человек в регенераторе, как в гробу затопленном. Я подошла и безотчетно положила ему руку на лоб, как когда-то это сделал Даниэль. Хорес-Китлинг открыл глаза, его взгляд пугал, он смотрел так, как будто потерял все, что было дорого. Несколько секунд мы смотрели в глаза друг другу, а потом он снова их закрыл, отказываясь общаться. Я спросила первое, что пришло в голову.
— Кто были те двое, погибшие при перекоммутации генератора?
Он вздрогнул и открыл глаза, как же тяжело было выдержать его взгляд.
— Харуки и Вега… Харуки учил меня работать руками… А Вега… — и он замолчал, как будто не мог сказать то, что хотел.
— Это связано с Ташин-Суоми? — спросила я наугад.
Он опять вздрогнул и удивленно на меня посмотрел. Я подумала, что досадно промахнулась с предположением.
— Да… Мы оба любили ее.
Мне пришлось постараться, чтобы не выдать своего удивления.
— Долг… я его выполнил. Попроси этого придурковатого врача не мучить меня и дать спокойно умереть.
— А как же Даниэль Ташин? — меня понесло, я физически ощущала, что бегу по скользкому льду. — Ведь вы его дядя, единственный родственник. Он пошел в мать полностью, в нем нет ничего от отца, совсем.
— Откуда ты знаешь? — вяло запротестовал Хорес-Китлинг.
— Я знала молодого лорда Хореса, и я знаю Даниэля, и не могу поверить, что они одна кровь.
— Он прекрасно проживет без меня, похоже, у него есть ты.
— Ташин, пожалуйста, не сейчас. Рано умирать, — взмолилась я, не зная, что еще сказать, и намеренно обращаясь по урожденной фамилии.
— Да брось.
— А крепость на кого оставите? Ведь ждут вашего выздоровления, чтобы Ташин стали хозяевами крепости. Ну дайте отсрочку, просто отсрочку смерти, если не хотите жить.
— О чем ты?
— Не осталось перворанговых Хоресов. Хотят сделать рокировку семей.
— Хм… Додумались наконец. Но… поздно.
