Потерянное одиночество

времени.

Вдруг меня что-то отвлекло. Какой-то мужик, слегка пьяный, шел по улице и, увидев нас, замер в ступоре с отвисшей челюстью, переводя остекленевший взгляд с одних на других.

Я как бы увидела все его глазами. Двое бандитов, один в черной коже, другой попроще, то ли целуют, то ли облизывают грудь голого по пояс обалденно красивого брюнета, лежащего на капоте «хаммера»; в нескольких шагах две девушки, сошедшие со страниц «Плейбоя», обнимаются и обмениваются короткими поцелуями; а чуть в стороне молодой Бред Пит вовсю тискает Монику Белуччи…

И-и-и-и… Я не могу…

Меня скрутило пополам от смеха, и я прикладывала все усилия, чтобы не хрюкать, как недавно Седрик. И-и-и-и-и…

Венди отвлеклась, посмотрела на мужика, на меня, потом на Седрика и волков, прекративших свое занятие, и все поняла.

– Мужик, ты пьян, у тебя глюки, видится всякая фигня, – с этими словами она коснулась его лба. – Иди куда шел.

Мужик пошел, потирая лоб и что-то бормоча про коктейли и какого-то бармена. Я продолжала ржать, как никогда за свою долгую жизнь, хотелось упасть наземь и кататься, стуча ладошкой.

Шон поначалу несмело пытался меня успокоить, но когда засмеялась Венди, его тоже пробило, четвертой была Ники, и ее смех был подобен звону колокольчиков. Руман зло поглядывал на нас, подыскивая едкие слова, но Тони беззвучно трясся, гася смех, а потом и Седрик, молча посматривавший на нас, тепло улыбнулся и по-отечески потрепал своих волков по макушке. Это успокоило Румана, а Тони совершенно по-собачьи прильнул, выпрашивая ласки.

Нет, в том, что творилось в этом переулке, не было ни грамма секса – теплая смесь взаимовыручки, нежности и добровольного подчинения, но никак не желания обладать кем-то целиком и полностью, продолжая род.

Отсмеявшись, мы сошлись вместе.

– Ну что, пустишь переночевать? – спросил Седрик. – Я все же не рискну ехать сейчас через весь город.

Я отрицательно покачала головой.

– Не вижу смысла сносить всю свою защиту, пуская тебя в дом.

Седрик понимающе и как-то уважительно ухмыльнулся. Иногда этих черных просто невозможно понять.

– Хочешь, заезжай в переулок, и досыпайте ночь в машине, – предложила я, – Вряд ли вас здесь кто-то тронет.

– Да, так и сделаем, – он мрачно покачал головой своим мыслям.

– Что? – спросила я.

– Франс слишком слаб для князя. Он так долго им был лишь потому, что чужие мертвяки не рисковали соваться к нам, а теперь… Опять кто-то прискачет, свалит его, и будет новый Алехандро. Да еще эти Алехандроские птенцы… Не факт, что Франс с ними быстро разберется.

– А почему слаб? Ведь они тогда с Генрихом все время сменяли друг друга?

– Сменяли… Генрих был в их связке сильнейшим, он просто так развлекался, отдавая власть своему наперснику и забирая ее. Когда пришел Абшойлих, Генрих смог как-то переподчинить всех своих выкормышей и отпущенных птенцов Франсу, а его самого эвакуировать куда подальше, и принял бой. Франс не лидер и не вожак, он наперсник, усаженный на трон.

Я не сдержалась и ласково погладила по голове встревоженного всеми этими мыслями Седрика.

– Подумаешь об этом завтра, – сказала я ему.

Седрик посмотрел мне в глаза, устало улыбнулся и поцеловал в щеку, дружески погладив по спине.

– Розочка… – тихо сказал он.

Да, похоже, это максимальное проявление благодарности и признательности, на которое он способен: на пару минут прекратить добиваться своих интересов, не защищаться и не нападать.

Седрик побрел к машине, и Руман вместе с ним, а Тони, задержавшись, взял меня за руку и поднес ее к своему лицу, мне как-то ничего другого не оставалось, как почесать его за ухом, оборотень блаженно сощурился, подставляясь под почухивание.

– Ти-Грей, – окликнул Седрик.

Тони, виновато вздрогнув, быстро облизнул мои пальцы и побежал к хозяину, тот отвесил ему профилактический подзатыльник, и они все втроем сели в машину.

– Что происходит? А? – растерянно спросила я.

– Думаете, вам надо сманивать этого волка? – осторожно спросил Шон.

– А я его сманиваю?! Сам лезет.

Срочно… Срочно расспросить вожака свободной стаи о поведении Тони…

Мы вчетвером пошли к лестнице, а «хаммер» въехал в переулок и сонным медведем расположился в нем.

Дом, милый дом… Войдя, я прислушалась, все ли спокойно, заглянула в флерсную – все трое мирно спят, проведала Ландышей, отдав им остатки зеленой силы, и вышла к своим измученным гостям. Девчонки были настолько уставшие, что даже не подумали о душе. Шон раздвинул диван, и когда я вынесла подушки и простыни, они просто скинули с себя лишнее и тут же уснули, обнявшись.

Что же делать с Шоном? В свою кровать я его укладывать не хочу – привыкла спать одна, а кроме дивана ничего и нет…

– Не беспокойтесь обо мне, я посплю в кресле, – сказал он.

– Да? Хорошо, – и я благодарно погладила его по щеке, отдавая каплю силы.

Душ и спать. Засыпая, я подумала о том, что утром в моем доме будет форменный дурдом: пять флерсов, две divinitas и инкуб… и я в придачу… Это будет даже не комедия, это будет фарс.

Я так и уснула с улыбкой…

,

Примечания

1

Divinitas (лат.) – божественный. Здесь так называются боги и их потомки.

2

Vis – сила, сущность (лат.).

3

Filius – сын, князь (лат.), numinis – божество (лат.). В данном случае – потомки греко-римских богов и/или вежливое обращение к сильному divinitas.

4

Bagger – экскаватор. Но bugger – гомосексуал.

5

Госпожа – owner (англ.) – владелица, хозяйка.

6

Условно белый/черный divinitas – тот, кто использует только зеленую или красную силу и не умеет, не может свободно оперировать, управлять «тяжелой» базовой силой: белой либо черной.

7

Filii (лат.) – дети. Filii numinis – дети богов.

8

Pommeraie (фр.) – яблоневый сад. Мать Пати, Жулиет Поммера была одной из слабых бело-зеленых divinitas.

9

Vigne (фр.) – виноград, виноградник. Отец Пати, Винье – один из многочисленных внуков Диониса.

10

Meadow (англ.) – луговая низина.