повествования, он достиг наконец главной цитадели, каковой в данном случае и являлась «Кофейня талантов». Рассказчик помедлил еще, однако, на ее пороге, чтобы разъяснить, на каких, собственно, основаниях хозяин его получал порой право доступа в этот храм муз.
— Оно зиждилось, — заявил Холкро, — на двух главных его достоинствах: терпении и терпимости, ибо друг мой Тимблтуэйт сам не лишен был остроумия и никогда не обижался на шутки, которыми бездельники завсегдатаи кофейни угощали его, словно взрывами петард и шутих в карнавальную ночь. И, видишь ли, хотя многие, да, пожалуй, даже большинство из этих остряков, были связаны с ним кое-какими обязательствами, однако не в его правилах было напоминать талантливым людям о столь неприятных мелочах, как уплата долга. Ты, милый мой Мордонт, может быть, назовешь это обыкновенной учтивостью, ибо в здешней стране редко берут или дают взаймы и, благодарение небу, нет здесь ни бейлифов, ни шерифов, что хватают несчастных людей за шиворот и тащат в кутузку, да и тюрем-то нет, куда бы их можно было упрятать, но все же поверь, что такого кроткого агнца, каким был мой бедный, дорогой покойный хозяин Тимблтуэйт, редко найдешь в списках лондонских обывателей. Я мог бы порассказать тебе о таких штучках этих проклятых лондонских ремесленников, какие они не только с другими, а и со мной лично проделывали, что у тебя волосы на голове встанут дыбом. Но чего это, черт возьми, старый Магнус вдруг разорался? Он ревет, словно хочет перекричать порыв сильнейшего норд-веста.
Действительно, зычен был голос старого юдаллера, когда, выведенный из себя проектами преобразований, которые управляющий неустрашимо навязывал ему, требуя их немедленного обсуждения, Магнус ответил ему (здесь подойдет оссиановский оборот речи) голосом, гремящим, как прибой, дробящийся о скалы:
— Какие еще там деревья, господин управляющий! Нет, уж о деревьях вы мне лучше не говорите! По мне, хоть бы ни одного не было на нашем острове, достаточно высокого, чтобы повесить на нем бездельника. Не нуждаемся мы ни в каких деревьях, кроме тех славных деревьев, что возвышаются в наших гаванях: ветки у них — реи, а листва — стоячий такелаж.
— Так вот, значит, что касается осушки Брэбастерского озера, как я вам уже докладывал, мейстер Магнус Тройл, — продолжал настойчивый агроном, — так это, по моему мнению, поведет к весьма важным результатам, а спустить озеро можно только двумя способами: либо через Линклейтерскую долину, либо через Скэлмистерский ручей. Так вот, если мы определим их уровни…
— Есть еще и третий способ, мейстер Йеллоули, — перебил его хозяин дома.
— Должен сознаться, что больше никак не вижу, — ответил Триптолемус со всей той серьезностью, какой только может пожелать шутник для продолжения шутки, — поскольку на юге холм, называемый Брэбастер, а на севере — высокая гряда… Вот название-то ее вылетело у меня из головы…
— Да бросьте вы все эти ваши холмы да гряды, мейстер Йеллоули, уверяю вас, что есть третий способ осушить озеро, и только его, пока жив, я согласен испробовать. По вашим словам, губернатор и я — совместные владельцы этих мест, прекрасно. Так вот, пусть каждый из нас спустит в озеро по равной доле бренди, лимонного сока и сахара — тут хватит одного, много — двух кораблей, — а потом соберем всех веселых юдаллеров острова, и через двадцать четыре часа на том месте, где сейчас Брэбастерское озеро, вы увидите сухое дно.
Вся застолица дружно и одобрительно захохотала над столь своевременной и уместной шуткой, и Триптолемусу пришлось хотя бы на время умолкнуть. Снова провозгласили веселый тост, еще раз спели застольную песню и помогли разгрузиться «Кантонскому моряку», между тем как щедрый «баркас» совершил еще один рейс вокруг стола.
Дуэт Магнуса с Триптолемусом, который в силу своей повышенной страстности привлек на время всеобщее внимание, потонул в пиршественном гуле, и поэту Холкро снова удалось насильственно завладеть вниманием Мордонта Мертона.
— Да, так на чем это я бишь остановился? — спросил он, и тон его лучше всяких слов показал утомленному слушателю, какую часть этой хаотической истории оставалось еще ему выслушать. — Ах да, на пороге «Кофейни талантов». Так вот, основал ее один из…
— Но, дорогой мистер Холкро, — несколько нетерпеливо перебил его Мордонт, — вы хотели рассказать о вашей встрече с Драйденом.
— С достославным Джоном? Как же, как же… Да, так на чем это я бишь остановился? Да, на «Кофейне талантов». Так вот, не успели мы войти, как лакеи и все прочие так и воззрились на меня. Добряка Тимблтуэйта они и до того прекрасно знали. По этому поводу я могу рассказать тебе один случай…
— А что же Джон Драйден? — перебил его Мордонт тоном, не допускающим никаких дальнейших отступлений.
— Да, да, конечно, я и говорю о Джоне Драйдене. Так на чем же я бишь остановился? Ах да, так вот, значит, стояли мы у самой стойки; один из слуг молол там кофе, а другой рассыпал табак в пакетики по одному пенни — выкурить трубку стоило как раз пенни; тут-то он впервые и предстал перед моими глазами. Рядом с ним сидел некто по имени Деннис, тот самый, что…
— А Джон Драйден, как же он выглядел? — спросил Мордонт.
— Это был маленький толстенький старичок, седой, без парика, в прекрасно сшитом черном костюме, который облегал его, как перчатка. Честный Тимблтуэйт всегда собственноручно кроил платье для достославного Джона, а покрой рукава у него был просто изумительный, это уж ты можешь мне поверить. Но здесь нет никакой возможности разговаривать… Черт бы побрал этого шотландца, опять они с Магнусом сцепились!
Так оно и было. Но на этот раз Клода Холкро прервал не удар грома, которому можно было уподобить предыдущие зычные возгласы юдаллера, — сейчас между противниками шел упорный и громкий спор: вопросы, ответы, резкие возражения и остроумные реплики так и сыпались друг за другом, словно доносящийся издали треск беглой ружейной перестрелки.
— Разумные доводы! — кричал юдаллер. — А вот мы сейчас разберем, что это за такие разумные доводы, и ответ на них подыщем тоже разумный. А если вам нашего разума мало, так у нас в придачу еще и поэзия найдется. Эй, Холкро, дружок мой!
Хотя призыв этот прервал поэта на самой середине его любимого рассказа (если можно вообще говорить о середине там, где нет ни начала, ни конца), однако он встрепенулся при этих словах, как отряд легкой пехоты, получивший приказ идти на помощь гренадерам. Маленький человечек гордо выпрямился, ударил по столу кулаком и всем своим видом выразил готовность грудью встать на защиту своего радушного хозяина, как и подобает благовоспитанному гостю. Триптолемус был несколько смущен столь неожиданным подкреплением, явившимся на помощь противнику. Как осмотрительный полководец, он придержал стремительную атаку, начатую на ни с чем не сообразные шетлендские обычаи, и снова заговорил лишь тогда, когда юдаллер принудил его к тому оскорбительным вопросом:
— Ну, где же они теперь, ваши разумные доводы, мейстер Йеллоули, которыми вы меня только что оглушали?
— Сию минуту, уважаемый сэр, — ответил Йеллоули. — Ну что, скажите на милость, можете вы или кто другой выставить в защиту неуклюжего орудия, что в вашей косной стране называют плугом? Даже дикие горцы в Кейтнессе или Садерленде, так и те своим гаскромхом, или как они там его называют, могут вспахать и больше и лучше.
— Да чем же это вам так не нравится наш плуг? — спросил юдаллер. — Что нашли вы в нем нехорошего? Пашет он себе нашу землю, я не знаю, что вам еще от него нужно!
— Да ведь у него только одна рукоять, или, по-вашему, по-шетлендскому, «ходуля»! — воскликнул Триптолемус.
— А какому бы пахарю, черт побери, — вмешался поэт, желая вставить и свое острое словцо, — взбрело в голову ходить на двух ходулях, если бы он прекрасно справлялся и с одной?
— Или вот еще что, — добавил Магнус Тройл, — ну как бы Нийл из Лапнесса, что лишился руки, после того как упал с утеса Сломи Шею, ну как бы мог он пахать плугом с двумя рукоятями?
— Упряжь у вас из сыромятной тюленьей кожи! — продолжал Триптолемус.
— Ну так что же! Зато дубленая кожа остается для других поделок, — ответил Магнус Тройл.
— А тянут ваш плуг несчастные волы, запряженные по четыре ярма в ряд, а позади этого жалкого орудия должны идти две женщины и доделывать борозды лопатами.
— Выпейте-ка лучше стаканчик, мейстер Йеллоули, — сказал юдаллер, — и, как говорится у вас в
