уединение. В знак признательности за наши жертвы ты должен сделать это.
— Почему? — удивленно спросил Отличник. Игорь не донес до губ чашку кофе.
— Опять двадцать пять за рыбу деньги, — по-Ванькиному сказал он. — Я ведь тебе, мой юный друг, только что изложил причины.
— Это не причины, — резонно возразил Отличник. — Это поводы.
— Ну да, — язвительно согласился Игорь. — Любовь в какой-то степени действительно повод, чтобы спать с любимым человеком.
— Любовь — не повод и не причина. Целью любви не может быть удовольствие, как целью веры не может быть награда. Я так думаю, Игорь, наслаждение может разве что сопутствовать любви, если оно не мешает ей. Но я другое хочу узнать. Почему именно ты склоняешь меня переспать с Серафимой?
— Именно я тебя склоняю — если таковым принуждением может считаться высказывание собственного мнения — по двум причинам, — немного разозлившись, заявил Игорь. — Я чувствую, что ты уже заготовил разоблачительные филиппики в мой адрес, а потому назову тебе их. Первая — логическая: потому что никто, кроме меня, не знает, что ты Афонский Монах, иначе бы все остальные говорили со мной хором. А вторая причина — субъективная: в моем отравленном развратом мозгу не умещается, как это можно и пальцем не коснуться любимой девушки? Неужели тебе самому не хочется испытать всю ее нежность, почувствовать, как она покорна тебе, разъята под тобой?..
Игорь уже начал увлекаться своими личными воспоминаниями. Отличник понятия не имел, зачем Серафиме надо совершать все эти ужасные вещи, которые живописал Игорь. Но как бы Отличнику ни казались дики образы возбужденной чувственности Игоря, он не шарахался в сторону, понимая, что во всем этом заключается какая-то еще не разгаданная им тайна природы и жизни. Следовательно, в словах Игоря была не похоть, не вожделение, а тоска оттого, что ему, Отличнику, страшно притрагиваться к этой тайне, как саперу к мине неизвестного механизма действия. А тоска по истине всегда чиста и целомудренна, в какую бы помойку истину ни зарыли.
— Н-ну, я не умею, Игорь… — неуверенно сказал Отличник.
— Ладно, так и быть, я дам тебе первый и, надеюсь, последний урок, — убитым голосом сказал Игорь. — Дурное дело нехитрое.
— А разве это дурное дело?
— Отличник, друг мой, — вкрадчиво произнес Игорь, — я все больше воспламеняюсь желанием, причиняя тебе максимум страданий, отделить верхнюю, пустую часть твоего организма от нижеследующих посредством тупого и ржавого ножа. Ну зачем все, мой юный друг, подвергать анализу рассудка? С той же степенью правоты все вещи в мире можно рассматривать синтезом чувства.
— Хорошо-хорошо, — торопливо сдался Отличник. — Я молчу.
— Значит, так. Наш общий, весьма опустившийся друг Симаков Иван утверждает, что в этих случаях автопилот вывезет. Поскольку тебя оный почему-то не вывозит, я назову мой урок так: «Как добиться постели с любимой девушкой». Параграф первый…
Но продолжить Игорь не успел. Дверь неожиданно без стука распахнулась, и в комнату вошла комендантша. Игорь и Отличник обомлели, да и Ботва чуть не споткнулась, но это лишь подстегнуло ее пыл. Она открыла рот и начала орать.
Первая часть ее выступления посвящалась разгрому оппонентов. Игорь и Отличник узнали, что Ольга Васильевна видит их насквозь, что порядочных людей из общаг не выселяют, что она может за каждый день сказать, где Игорь ночевал, что не Игоря дело выяснять, кто на него настучал, что в следующий раз она вместе с Ринатом и Яном выбросит Игоря в коридор прямо без трусов, что она накатает на Игоря телегу и его вышибут из института за аморалку. Отличник помалкивал, а Игорь поначалу пытался протестовать, но Ботова попросту раскрошила его.
Затем она остановилась, напоминая пулеметчика, который только что скосил толпу приговоренных к расстрелу, а теперь поднял голову и ждет, не шевельнется ли кто-нибудь. Никто не шевелился, и тогда Ботва приступила ко второму отделению — танцу на трупах. Игорь узнал, что он кобель, а Отличник узнал, что он щенок, подружки Игоря оказались суками.
Ботова орала добрых полчаса. Когда она наконец ушла, грохнув дверью, Игорь сидел черный и трясущийся.
— Пожалуй, Игорь, ты мне потом преподашь свой урок, — осторожно сказал Отличник, вставая.
— Пожалуй, что так, — согласился Игорь. — Общага — это вам не брянский лес…
Отличник бежал по черной лестнице и увидел Лелю, которая курила у окна на лестничной клетке. В сумерках особенно ярко и живо горела желтизна заката над городскими крышами. На ней, как аппликации, лежали однотонные, контрастные, алые облака. Леля стояла спиной к Отличнику, ее кавалерийский халат свисал на левое плечо.
— Ку-ку, Леля, — негромко позвал Отличник. Леля удивленно оглянулась и через секунду уже висела на его груди, мелко целуясь с ним в губы.
— Ты сейчас мне ухо сигаретой поджаришь, — улыбнулся Отличник, держа Лелю за талию.
Леля отпустила его, и они сели на подоконник.
— Как ты поживаешь? — ласково спросил Отличник.
— Спасибо, хреново, — грустно ответила Леля.
— Ты все еще у Карелиной?
— Ухожу от них сегодня, — рассказала Леля. — Валька, конечно, добрая, но я больше не могу. Чем дольше живешь, тем больше обязана, даже стыдно. Сколько можно приживалкой? Надоела уж, наверное. А вчера Вовка приехал с практики, так Вальке, наверное, с ним побыть охота. К тому же у Вовки Карелина уже были стычки с Ботвой. Неловко как-то из-за своих неудач других людей под удар подставлять. Куда они с дочкой денутся, если что? Да ведь и понимать надо, что всему мера есть, даже гостеприимству. Они ведь не могут сказать: давай, мол, съезжай. Скажут, так начнут жалеть, стыдиться. И им, и мне неудобно будет. Лучше уж самой, не доводя до конфликта… И отношения сохранятся, и все такое…
Отличник в душе согласился с Лелей. Он и сам порою чувствовал, что пора бы ему взять чемодан и сказать Серафиме: «Ну, пока!» Кстати, это заодно объяснило бы ей, почему он никогда к ней не приставал. Если, конечно, она задавалась этим вопросом.
Отличник вспомнил разговор с Игорем и подумал, что это еще один аргумент в пользу игоревской модели взаимоотношений: если он продолжает жить в комнате Серафимы, то он действительно обязан хоть что-нибудь предпринять. А коли не способен на это, так будь добр, отчаливай. Правда, в таком случае Отличник с большей бы охотой вышел не в дверь, а в окно, но делать этого ему ни туда, ни, особенно, сюда совсем не хотелось.
— И куда же ты теперь, на ночь глядя? — спросил Лелю Отличник.
— Меня Ирка Якупова пригласила.
— Она же дура. К тому же к ней Гапонов таскается. Возьмет и нагрянет. Ты знаешь, что он Нелю от Беловых выгнал?
— Нелечку? — удивилась Леля. — Он же к ней неровно дышал!..
— Дышал, дышал, да и прогнал.
— А я, кляча позорная, сказала Ринату Ботову, что у Якуповой буду жить, — подосадовала Леля. — Вдруг он Гапонову доложит?
— Зачем же ты сказала?
— Да обмолвилась, — пояснила Леля. — Вовка Карелин по поводу своего возвращения поил всех, и Ринат приперся. Напился и стал меня в кабак звать, а я и ляпнула, что Якупова просила меня до десяти вернуться…
— Я гляжу, у тебя личная жизнь бурлит, — осуждающе заметил Отличник. — Скоро у Ваньки на башке пышные рога заколосятся…
— Нет, Отличничек, я ведь только тебя люблю, — зашептала Леля, снова подлезая с поцелуями. — А ты меня, подлец, бросил…
— Почему же это я тебя бросил?
— Ты теперь свою Фимочку любишь… Отличник, а скажи мне, только честно, — прижимаясь, попросила Леля, — ты с ней спишь?
