Вторжение

Все это было упущено теми, кто идет по дороге Бытия не с нами.

Во всех концах планеты слова — свобода, равенство и братство — вовлекают в наши ряды через агентурную сеть тех, кто с восторгом несут наши знамена. А ведь именно эти слова суть червяки, которые подтачивали и продолжают подтачивать благосостояние незамещенных варваров, уничтожая повсюду мир и спокойствие, монолитность аборигенов, основы их государств. Это дало нам возможность уничтожить привилегии родовой знати, национальной интеллигенции, патриотических сил, все, что служило для незамещенных народов и стран единственной защитой против нас.

На развалинах природной и родовой знати мы воздвигли новую аристократию, утвердили нашу интеллигенцию, на верху же установили власть его Величества Капитала.

Деньги — наш единственный Идол, поклонение ему надежно и выгодно, наша многовековая практика доказала это.

Ценз нашей аристократии мы установили и в богатстве, которое зависит только от нас, и в культуре, и в науке, их двигают мудрецы из замещенных.

Торжество наше облегчается еще тем, что при контактах с нужными людьми мы всегда действовали на самые чувствительные струны человеческой натуры — на корыстный расчет, алчность, ненасытность материальных потребностей человека. Каждая из перечисленных человеческих слабостей, взятая в отдельности, способна убить инициативу, отдавая волю людей в распоряжение покупателя их деятельности.

Абстракция свободы дала возможность убедить толпу, что правительство ничто иное, как управляющий собственной страны, слуга, дескать, народа. Мы внушили варварам, что правительства можно менять, как изношенные перчатки.

Сменяемость представителей народа отдает их в наше распоряжение.

Администраторы, выбираемые нами из толпы, в зависимости от их рабских способностей, не будут взяты из тех, кто готов для управления, и потому становятся пешками в нашей игре, в руках наших ученых и гениальных советников, специалистов, воспитанных с детства для управления делами всего мира.

Варвары не знают практики беспристрастных исторических наблюдений, у них на вооружении теоретическая рутина, лишенная критического отношения к ее результатам. Поэтому нам нечего с ними считаться! Пусть они до поры до времени веселятся, живут надеждами на новые увеселения, вспоминают пережитое. Пусть признают за последнее слово науки, теоретической мысли то, что мы им внушили.

Для этой цели с помощью прессы, кино, радио и телевидения необходимо постоянно возбуждать слепое доверие к внушаемым теориям. Интеллигенты из стана аборигенов будут кичиться знаниями и, без логической проверки их, приведут в действие почерпнутые из лженауки сведения, ловко подобранные нашими агентами с целью воспитания умов в нужном для нас направлении.

Не думайте, что утверждения эти голословны. Обратите внимание на подстроенные нами успехи дарвинизма, марксизма, ницшеанства, кибернетики, экзистенциализма и крайне популярных в последнее время оккультизма и мистики. Растлевающее значение для варварских умов этих направлений вполне очевидно.

В руках современных государств имеется великая сила, создающая необходимое для нас брожение мыслей в народе — пресса, кино, радио и особенно телевидение.

Роль средств массовой информации — указывать на якобы необходимые требования, передавать жалобы народного голоса, выражать и создавать неудовольствия толпы. Именно в прессе воплощаемое торжество свободоговорения, которую мы-то почитаем пустой болтовней.

Другие государства не сумели воспользоваться этой силой. Она очутилась в наших руках. Через прессу мы добились влияния, сами оставаясь в тени. Благодаря прессе мы собрали золото, не взирая на то, что брать его приходилось из потоков крови и слез… Мы откупились, жертвуя многими из замещенных. Но каждая жертва с нашей стороны стоит тысячи варваров, которых мы отдаем на заклание перед Великой целью Конструкторов наших…

Сегодня мы сообщаем членам Круга, что победа уже близка. Началась операция «Вторжение», когда мы в планетарном масштабе заместим нашими личностями тех, кто пребывает пока в необходимых для нас телесных оболочках.

Современные конституционные барьеры скоро рухнут, чтобы побудить нынешних правителей к злоупотреблению властью. Мы столкнем лбами все силы общества, бесконечно развивая их либеральные тенденции к кажущейся независимости, выпустим из волшебного кувшина злобного монстра национализма. В этом направлении мы возбудили всякую предприимчивость, вооружили амбициями, жаждой власти все партии, и сделали существующую власть мишенью для бесчисленных нападок. Государство и его институты мы превратили в борцовскую арену, на которой разыгрываются бесконечные смуты, война законов и надуманных, насквозь фальшивых суверенитетов.

Не может существовать государство, состоящее из суверенных государств! Но с помощью этой бредовой фикции мы ломаем сейчас последний барьер на пути к Мировому Господству!

…Самовлюбленные и неутомимые говоруны превратили заседания парламентов, верховных советов и административных собраний в ораторские фестивали. Обнаглевшие от бездумно объявленной гласности журналисты, беспардонные фельетонисты ежедневно нападают на аппарат власти, превращают администраторов в мальчиков для битья. Злоупотребления властью, коррупция, кою необходимо всячески поощрять, окончательно подготовят правительственные учреждения к падению, и все полетит вверх ногами под ударами обезумевшей толпы…

XI. НАПАДЕНИЕ

Самолет тряхнуло на воздушном ухабе, и Станислав Гагарин подумал, что надо бы сходить по малой нужде, да и размяться не помешало бы.

Он поднялся с крайнего в последнем ряду кресла и хотел было сразу повернуть налево, чтобы посетить заведение, находившееся за их спинами, в конце салона. Но в крохотной прихожей стоял высокого роста светловолосый, с короткой стрижкой парень, чем-то напомнивший писателю Диму Лысенкова, на которого тот вовсе не был похож внешне, разве что размерами соответствовал.

Станислав Семенович повернулся, чтобы выйти в салон, и как-то без некой задней мысли подумал, что парень, может быть, вовсе не такой громоздкий, как можно предположить, уж слишком просторная на нем куртка, она и топорщится к тому же на груди.

Сочинитель медленно двинулся среди заполненных пассажирами рядов в сторону служебного отсека стюардесс.

Стюардессы готовили то ли поздний ужин, то ли ранний завтрак, во всяком случае им было не до шастающего пассажира, и писатель не удостоился ровно никакого замечания, беспрепятственно прошел в первый салон. Здесь часть пассажиров бодрствовала. Кто читал, кто разговаривал друг с другом, некоторые играли в шахматы, разместив на подлокотнике небольшие дорожные доски, а у самого входа в отсек экипажа, на передних детских местах он увидел двоих кавказцев, так и не снявших кепок-аэродромов. Дети гор развернули нарды там, где крепились люльки младенцев.

Возвращаясь из переднего гальюна, писатель вдруг увидел в первом салоне знакомого критика. Фамилии его Станислав Гагарин не помнил, но это не имело значения. Неожиданная встреча неведомо отчего обрадовала его. Наверное потому, что критик был, как и Станислав Семенович, сам по себе, не входил ни в какие октябри-апрели, держался с достоинством и ровно.

Он порывисто шагнул к знакомцу, тот сидел через пять рядов и спал, откинув голову, и сочинитель уже заулыбался, представив, как обалдеет критик, когда представят ему «племянника» Геловани, но перед ним неожиданно поднялся рослый горбоносый красавец с аккуратно подстриженными усами и оливковыми глазами на неприлично для кавказского типа белом-белом лице.

— Извините, — сказал он, ласково улыбаясь, и склонился к уху писателя, — вам надо пройти на место. Капитан госбезопасности Мамедов. Убедительно прошу… Проводится операция.