Вторжение

Поэтому, вроде как на основании географического расположения его родимого дома, муравья- ратника можно было бы условно именовать русским, хотя он сам не понимал значения этого слова, но зато необъяснимым образом осознавал, что есть такое понятие, которое обозначается словом клаустрофобия, и даже испытывал эту боязнь замкнутого пространства на себе.

Впрочем, муравей-ратник, у него не было собственно имени, а нечто вроде номера, состоящего из комбинации особых излучений и запахов, не любил и чересчур открытых Пространств. Нападения там подразумевались со всех сторон, а укрыться было негде, такие места отнюдь не возлюбишь! Потому и предпочитал ратник Икс-фермент-Тау, назовем его для удобства хотя бы таким, может быть, странным, но по человеческим законам сконструированным именем, Икс-фермент-Тау, предпочитал места не тесные и не просторные. Средние, одним словом.

Вообще, нашему солдату-муравью не нравилось все крайнее, через меру избыточное или явно недостаточное. Он был, как сказали бы люди, центристом, избегал любого экстремизма, будь он левый или правый, без разницы.

«Если бы у нас в муравейнике началась перестройка, — неожиданно для себя подумал муравей, — то образовал бы партию здравого смысла».

Икс-фермент-Тау не удивился, муравьи лишены такой, чисто человеческой способности, само осознание здравого смысла как понятия было чуждым для него, хотя именно по этим принципам было устроено существование стройной системы, вобравшей в себя многие тысячи сородичей.

В некоей степени Икс-фермет-Тау представлял, что все действия его определены необходимостью исполнения предназначенного ему судьбою долга, и эта взаимосвязь не была примитивно рефлекторной, ибо муравей умел решать логические задачи, выбирать лучшие или более радикальные пути преодоления препятствий, которых оказывалось у него в солдатской ипостаси великое множество.

Вот и сейчас, созывая караульную смену, во главе которой Икс-фермент-Тау в качестве старшего наряда нес вахту у главного входа в муравейник, он получил сообщение о необходимости свободным от дежурства начальникам патрулей собраться в главном зале, за которым находились тщательно охраняемые покои Матери Рода.

Причины общего сбора заранее не сообщались, но Икс-фермент-Тау знал, что речь там пойдет о походе в соседний муравейник, откуда давно уже приходили нехорошие вести о сложившемся там бедственном положении.

«Надо, конечно, помочь соотечественникам, — озабоченно подумал Икс-фермент-Тау, неторопливо поворачивая крупную голову, украшенную зоркими фасеточными глазами, чтобы получше рассмотреть, как занимает посты новая смена, ею командовал Лямбда-фермент-Фита, давний знакомец Икса, с ним последний дважды участвовал в довольно опасной экспедиции к муравейникам, населенным Formica fusca.

Рыжие муравьи издавна нападали на муравьев черных, перетаскивали в собственные владения их куколки, кормили ими иждивенцев. Те, кого не успевали съесть, выводились и жили с похитителями одной общиной, начисто забыв о том, откуда они происхождением, ибо резонно считали родиной тот муравейник, в котором появились на свет.

Лямбда просигналил Иксу о том, что его солдаты заняли посты, приняв от прежних караульных вахту, и спросил: не знает ли тот каких-либо новых сведений о терпящих бедствия соотечественниках.

Начальник патруля приподнял правую среднюю пятичлениковую лапку, потом такую же левую, что означало бы у человека пожимание плечами, и ответил в том смысле, что как раз и отправляется туда, где знают побольше, нежели они сами.

— Разве ты не слыхал сигнала общего сбора?

— Разумеется, — ответил Лямбда-фермент-Фита. — Но ведь ты у нас из тех, у кого пробиваются крылья…

Это был всегда раздражавший Икса намек на особую его сообразительность. У рабочих муравьев, как впрочем, и у солдат, которые отличались от первых большой головой с сильно развитыми челюстями и крепкими передними лапками, тем не менее, никогда не бывало крыльев.

Их даровала судьба только тем муравьям, которые ничем, кроме спаривания, не занимались. Да и этим сомнительным, с точки зрения солдата, делом строгий уклад муравьиного бытия предписывал заниматься единожды за всю жизнь. Поднявшись в воздух, любовники самозабвенно предавались экстазу, после чего падали на землю. Крылатые ухари-самцы погибали, а оплодотворенных самок солдаты утаскивали в подземелье, дабы включить их в дальнейший процесс продолжения рода.

Икс-фермент-Тау не однажды приходилось участвовать в подобных операциях и никаких чувств, кроме смутного раздражения, начальник патруля не испытывал. Он понимал, что такое необходимо, но сам даже и представить себя не мог на месте крылатого красавца, теперь жалко и непотребно валявшегося на земле поодаль от бывшей подруги.

Быть крылатым представлялось ему необходимым для чего-то другого. Икс-фермент-Тау гордился тем, что он солдат, видел в наличии крыльев некое уродство, хотя никогда не делился этими соображениями ни с кем.

И все-таки намек на пробивающиеся крылья означал наличие особого ума. Но вот этим, по мнению Икса, крылатые любовники как раз и не отличались. Видимо, это выражение, думал он иногда, пришло из древних времен, когда и у солдат были крылья, они, разумеется, способствовали лучшему исполнению ими воинского долга. Ведь имей он и его товарищи крылья — куда легче было бы поддерживать порядок при движении колонн, а это одна из главных обязанностей муравьев-солдат.

Он коротко попрощался с Лямбдой, отдал необходимые распоряжения подчиненным. В его патруле были и зрелые парни, из тех, кто прошел через все виды профессий, от уборки маточных гнездовий, через должности няньки при куколках и строителя ячеек и туннелей к почетным обязанностям охотника и разведчика, требующих способностей мгновенно ориентироваться в нестандартных ситуациях и выбирать оптимальные решения. Были и молодые муравьи, изначально предназначенные для охранной службы, те, у кого сразу проявились способности к военной профессии.

Это определяли самые мудрые Рода, заслуженные муравьи, главы семейств, возраст которых перевалил за пятнадцать лет. Поскольку век муравьев не превышал двадцати, последнюю четверть жизни наиболее опытные особи из заслуженных военных определяли как период руководства муравейником. И Икс-фермент-Тау знал, что через год — ему исполнилось уже четырнадцать лет — он по всей вероятности займет место одного из старейшин, определяющих судьбу их Рода и Федерации.

«Не выбрали в народные депутаты России, стану избранником в муравейнике», — усмехнулся Икс- фермент-Тау.

Эта неизвестно откуда пришедшая мысль как бы поразила мозг бежавшего по туннелю вглубь подземного жилища солдата. Закованный в броню хитина, неустрашимый и целеустремленный, он вдруг остановился, растерянно посунулся в сторону, настороженно поводя лобастой головой, быстро щупая воздух усиками-сяжками.

Его суставчатые антенны, выраставшие из шарниров, расположенных в ямках между фасеточными глазами, ими Икс видел в сдвинутом цветовом спектре, антенны Икс-фермент-Тау беспокойно шевелил метелочками жгутиков.

«Десятым члеником антенны, — несколько очумело размышлял муравей, — я определяю врагов, одиннадцатым воспринимаю следы на тропинках охотничьих угодий, двенадцатый членик ведает у меня запахами родного дома… Только отчего мне лезет в мозг, который, считают люди, умнее собачьего, эта мура? А что вообще означает слово мура? Черт побери! Надо спешить в главный зал на совещание старейшин, а я тут прохлаждаюсь…»

Икс-фермент-Тау разомкнул и сомкнул мощные острые челюсти-жвалы и на языке поз изобразил крайнее недоумение.

«Я могу развить скорость в двести пятьдесят километров в час, — подумал муравей. — А что такое километр? И откуда приходит эта информация… Ах да! Я читал об этом в фантастическом романе Юрия Никитина «Мегамир». Хороший он писатель, Никитин… О человеческих качествах его распространяться не буду, как-никак, а работали в «Отечестве» вместе, а сочиняет Никитин крепко.