Вторжение

Теперь, когда они вдвоем, опасность каждого из них для нашего дела возрастает многократно. А может быть, мы возьмем их на тщеславии? Не пьют, черт побери, не развратничают, к деньгам равнодушны… Как в отношении головокружения от успехов?

Глист пожал плечами.

— Боюсь, что их теперь интересуют больше результаты общего дела.

— Тогда направьте усилия на то, чтобы дело это разрушить… Распускайте слухи про их несостоятельность и некомпетентность. Свяжитесь с Владимиром Рыбиным и Виктором Юминым, пусть катят на них телегу в писательский союз, переманивают авторов, побольше им платят, поливают Станислава Гагарина грязью, как делали это до сих пор, но с большим рвением и энтузиазмом. Намекните Рыбину: мы в состоянии помочь ему опубликоваться в иных, кроме Воениздата, местах.

Шире и активнее используйте Виктора Юмина. Человек он надежный, поможет вам уничтожить «Отечество». У него давние счеты с нашим сочинителем. Юмин не подведет вас, если узнает, что ваша цель максимально навредить Станиславу Гагарину и тому делу, которое он затеял. А к Юрию Никитину мы подберемся с другой стороны. Этим письменником я займусь лично… Оставьте его мне. Сами-то вы верите в непотопляемость «Отечества»?

— Никогда в это не верил…

— Зачем же вы ушли вслед за Станиславом Гагариным из Воениздата в Одинцово? Ведь тогда вы еще не служили нам…

— А я хотел служить. И рассчитывал, что ваши люди обязательно выйдут на меня. Так и получилось.

Шеф уважительно посмотрел на агента по кличке Глист.

— Да, — сказал он после многозначительной паузы, — наш человек, вступивший с вами в контакт, был прав. Вы на самом деле незаурядная сволочь. Такие нам крайне необходимы. Можете получить премию из моего личного фонда. Вот чек, деньги в кассе. И поскольку обладаете литературным образованием, выполните для меня домашнее задание. Необходимо составить перечень подлецов и совершенных ими гнусностей, выведенных в русской литературе.

Эдакую справку о человеческих мерзостях. Предательство в вариациях, пьянство, прелюбодеяние, стяжательство, сутяжничанье, разгильдяйство, воровство, мздоимство, братоубийство, корыстолюбие, агрессивное невежество, суеверие, пакостная зависть и похотливое лицемерие, ханжество и фарисейство, трусость и уничижительность, разрушительное наплевательство и преступное равнодушие к окружающим. И прочая, и прочая…

— Задача мне понятна, — заметил Глист.

— Собранную вами литературную информацию мы внесем в компьютер, системно проиграем и создадим алгоритм, которым воспользуемся для нравственного разложения русского народа. Пусть в этом послужат нам классики той литературы, которой самозабвенно гордятся эти напыщенные, кичащиеся собственной историей аборигены! Мы прихлопнем их морально по рецептам, которые разработали многочисленные писаки Девятнадцатого века.

— Ответственная работа, — осторожно заметил Глист.

— Потому-то я вам ее и поручаю, человеку с университетским дипломом. И мы хорошо заплатим, имейте в виду. Часть гонорара в свободно конвертируемой валюте. На нее ваши якобы родственники, которых мы вам организовали, пришлют из-за кордона посылки со шмотками а ля фирта! От меня же лично получите презент, персональную видеоаппаратуру.

Глист порывисто поднялся со стула, у него перехватило от волнения дыхание.

— Рад служить… Премного благодарен! Разрешите… Понимаю, что тут я старомоден… Но разрешите поцеловать вашу руку!

Шеф филиала организации, в которой нештатно служил агент по кличке Глист, усмехнулся.

— Целуйте, — сказал он.

Часть пятая ВОЖДЬ И ФЮРЕР

XXIX. КРЕМЛЕВСКАЯ ВСТРЕЧА ВОЖДЕЙ

В аэропорт Иосиф Сталин не поехал.

Отец народов не любил помпезных ритуалов, казенных речей, составленных спецами из протокольного отдела НКВД, обязательных проходов перед караулом, когда его собственную малорослость не утаишь скамеечкой-подставкой, с которой вождь принимал красноплощадные парады.

И потом товарищ Сталин полагал, что встретив главу иного государства у борта самолета или у вагона на перроне, Вождь всех времен и народов ставит себя вровень с гостем, а этого не должно было быть ни при каких обстоятельствах. Пусть его принимает на пороге тот же Молотов, человек хитроумный и для западных дипломатов непредсказуемый. Можно порой выпускать и твердого мужичка, когда не требуется особого напряжения ума, а представительствовать надо солидно, как никак, а хоть и формально, но Калинин — глава государства.

Адольфа Гитлера, фюрера германского народа и национал-социалистической партии, названного брата своего, как титуловал он канцлера в пригласительном письме, по которому и проходил этот визит, Иосиф Виссарионович Сталин ждал в Кремле.

Знаменательная эта встреча, от которой зависела судьба мира, назначена была на вторую половину дня, в сочельник, 24 декабря 1940 года, в день перед Рождеством Христовым.

Последнее обстоятельство не было случайным. Дату определил товарищ Сталин, резонно полагая, что хотя Гитлер и, как всякий революционер, не религиозен, пусть при этом он склонен к мистической символике, но воспитывался его политический брательник в лоне западной христианской культуры. Люди Сталина создадут Гитлеру добрую рождественскую обстановку в Кремле, в которой на фюрера нахлынут воспоминания детства и юности.

Адольф наверняка размягчится духовно, утратит арийскую бдительность, и тогда товарищ Сталин глядишь и выиграет пару-тройку ходов во имя победы социализма в Стране Советов.

Он взглянул на часы и прикинул по времени, что правительственные машины с высоким гостем и сопровождающим его Молотовым покинули аэропорт и приближаются к Москве.

Мягко упрекнув себя за нетерпеливость, настроение у вождя было отменным, товарищ Сталин оторвался от окна, из которого разглядывал, размышляя, пустынный кремлевский двор, пересек по диагонали кабинет и открыл дверь в приемную, где сидел помощник.

Поскребышев мгновенно поднялся.

— Едут, — ответил он бесцветным, лишенным какого-либо эмоционального окраса, голосом на безмолвный вопрос вождя. — Девятый пост доложил: через пять минут будут в черте города.

— Хорошо, — удовлетворенно сказал товарищ Сталин. — Пусть члены Политбюро соберутся у меня. Отсюда мы и пойдем встречать товарища Гитлера.