— А что еще они предлагают? Марко посмотрел на Митю!
— Что еще? Я тебе скажу. Это и тебя касается.
— Меня? — Митя встретил их гневные взгляды смутной улыбкой человека, который ждет приговора и заранее с ним согласен. — Я слушаю.
Это было нестерпимо.
— Митя! — крикнул Марко. — Да перестань же себя терзать!
Внезапно буря унеслась, и они тихо покачивались на волнах предопределенного решения. Марко сунул руки в карманы штанов, сдвинул ноги и присел на крыльцо.
— Слушай, Митя, ко мне это тоже относится. — Их гнев прошел, они почувствовали себя товарищами. Марко начал объяснять. Все пар гизанские группы уйдут с Плавы Горы, оставив в разных местах несколько звеньев для связи — по два-три человека. Все это было понятно и разумно. Но оставалась одна трудность: главное командование еще раньше обещало содействовать миссии Корнуэлла.
— Если вы будете настаивать, капитан, обещание будет выполнено.
— Но с большой неохотой? Марко пожал плечами.
— Конечно. Мы считаем, что ничего хорошего из этого не выйдет. Однако обещание — это обещание. А потому, если вы настаиваете… если вы не согласитесь уйти в горы и подождать, мы предлагаем вам еще один план действий. Мы согласны переправить вас на тот берег с Николой и его передатчиком. С вами пойдет Митя и все, кто уцелел из его десятки, — для связи и охраны.
— И вы, Марко?
— Конечно. И я.
— Но почему Митя и его десятка?
— Потому что… — Марко не хотелось этого говорить. Да и никому не захотелось бы.
Малиновский сказал отрывисто:
— Потому что это очевидно. И совершенно правильно.
Руперт был бы рад найти какие-нибудь теплые, добрые, даже благодарные слова, но Марко продолжал спокойно, почти нежно:
— Ты ведь знаешь, что дело тут не в тебе, Митя. Ты ведь знаешь? Но твои люди… тут есть некоторая разница. Пусть они пройдут проверку делом, вот что мы сказали.
— Это понятно, — перебил Митя, но он не смотрел на них, не доверял им по-настоящему.
— Нет, но ведь идет Марко. И я, и Том, — вмешался Руперт. — Значит, это не бросает на вас никакой тени.
— Разве я что-нибудь говорю? — огрызнулся Митя. Они обрадовались, что он рассердился на них. Это их успокоило. Марко встал.
— Ну, значит, все ясно, — сказал он. — Мы останемся тут, в Нешковаце, чтобы переправиться через реку.
— И чем скорее, тем лучше?
— Да, черт побери!
— Но как же деревня? — Решение, уже ушедшее в прошлое, вновь повернулось, как нож, в его внутренностях. — То есть я хочу сказать: если они обнаружат, что мы переправились из этой деревни?
Марко притопывал затекшими ногами. Придет минута, много позднее, когда он вспомнит свой вопрос и ответ Марко.
— Деревня, — сказал Марко, и его лицо вдруг безжизненно застыло, — по нашим сведениям, будет занята врагом завтра вечером. А может быть, завтра утром.
— И тогда?
Но вопрос был напрасным, и он сам это понимал. Марко уже начал спускаться по тропе, ведущей в Нешковац. То, что произойдет дальше, переставало быть личным делом. Решение — да, конечно. Но не то, что будет дальше. Нет. Иначе невозможно воевать. Не выдержишь. Он удержал это в своем сознании и отбросил все остальное. По всей Европе другие люди, несомненно, делают сейчас то же самое. Делают потому, что другого выбора у них нет. Это не личное дело.
Марко говорил, полуобернувшись:
— Ну ладно. Встретимся вечером. В шесть. У Кары. Но ему все еще хотелось немного помедлить — он сам не знал почему. Обогнав Марко, он сказал:
— Ну, как там Слободан?
— Опять зубами мучается, — ответил Марко охотно, потому что все уже было выяснено. — Ему бы надо съездить в Брод вырвать их, эти проклятые зубы, но что он может сделать теперь? Сидит там, мается и злится на всех.
— На его месте и я бы злился.
— А, черт, в его-то возрасте! — Марко вновь стал деловитым, отметая общую неловкость. — Он уходит сегодня. Через железную дорогу в горы надо переправить почти шестьсот новых людей. — Он посмотрел на часы, трофейные, захваченные еще в 1942 году. — Наверное, они уже ушли. Из-за этих новичков им придется очистить линию на милю в обе стороны. Не знаю, как они это сделают. Но сделают.
— Луна сейчас на ущербе. И может быть, соберется дождь, — заметил Малиновский.
Гребень леса над их головами всколыхнулся от ветра.
— Здесь никого не останется, кроме связных. Ну, человек шесть. — Марко усмехнулся. — И еще мы.
— Да, и мы. Не слишком внушительный объект, а?
— Для пяти тысяч? Их сюда меньше пяти тысяч не явится.
Они ощущали себя товарищами. Это перестало быть личным делом.
Глава 7
Том возился с передатчиком, проверяя контакты, и болтал с Нелой — она забежала попрощаться. Он встал рядом и начал смотреть на короткие пальцы Тома, которые что-то налаживали среди проводов, ламп и клемм. Том, не отрываясь от работы, сказал по-английски, что связаться с базой удалось сразу и он послал сообщение: «Переправляюсь сегодня ночью с Блейденом…» А что ответила база? Ничего. Само собой, ничего.
— А следующий выход на связь?
— Сегодня в девять.
Он испытывал странное волнение. Значит, вот как принимаются решения, остающиеся в истории? Он внимательно разглядывал худые плечи Тома, напрягшиеся от усилия потуже затянуть разболтавшийся винт. Он посмотрел на до жалости тощую шею, на треугольную, сосредоточенно наклоненную голову. И почувствовал потребность как-то извиниться.
— Мне жаль, что все так получается, — произнес он наконец, прислушиваясь к собственному голосу, как к чужому, — однако мы должны это сделать.
Но у Тома никогда нельзя было угадать, что он чувствует на самом деле.
— Лишь бы не пришлось брать туда эту чертову лошадь!
— Конечно, лошадей мы брать не будем.
Все это должно было бы происходить как-то более достойно и благородно. Он вдруг потерял уверенность, расстроился, отвернулся от Тома с Нелой и посмотрел в свой угол, где лежал его небольшой, давно собранный рюкзак. Это его не утешило. Он подошел к двери. Небо над крышей напротив уже потемнело. Прислонившись к косяку, он смотрел на небо и ощущал близость реки. Ночь будет черно- серебряной.
Он вернулся к себе в угол и начал еще раз проверять свои вещи: запасные обоймы к пистолету, бритвенные принадлежности, дневник, блокноты, несколько писем матери, кое-какая одежда. Он смял страницы «Фелькишер беобахтер», которую три дня назад привезли из Илока, зажег их на холодных камнях очага и начал подкармливать пламя, охватившее жирные готические нелепости, радиограммами за
