Они вышли на опушку старого леса, туда, где Венац круто уходит вниз, к равнине. Наконец перед ними открылась плоская равнина Сриема — правда, почти вся скрытая туманом и мраком. За смутной линией горизонта прятались предгорья, где — если только они туда доберутся — можно будет уже ничего не бояться. Но между ними и надежным приютом гор лежала пучина опасностей и вражды.
— Ну вот, — сказал он Андраши, который устало остановился рядом. — Вот что нам нужно пересечь.
Там, внизу, в городах и казармах, зажигались лампы.
Бора уже скрылся в дубовом лесу на склоне. Они пошли за ним. Их ноги чавкали по гниющим листьям.
Немного погодя они спустились в неширокий овраг м поднялись по противоположному склону в лиловом отсвете сумерек, а внизу, в долине, как упавшие звезды, мерцали огоньки. Теперь им в лицо дул ровный прохладный ветер с далеких гор. Наконец этот последний гребень остался позади, и они вышли к верхнему концу выемки, прорезанной в почти отвесном обрыве. Том посмотрел вниз и узнал развалины Бешенова. Из зыбких теней у самого склона вставала изуродованная монастырская башня. И тут ветер с юга принес запах гари, память о прошедшей зиме. Они начали спускаться во тьму и вскоре очутились среди закопченных обвалившихся стен и бесформенных груд кирпича. В монастырском дворике они тяжело опустились на землю, всхлипывая от усталости.
— Погодите! — сказал Бора. — Я сейчас проверю. Они услышали, как его сапоги застучали по каменным плитам.
Обняв Марту за плечи, Андраши спросил:
— Может быть, мне позволено будет узнать, где мы находимся?
Впервые за много часов Корнуэлл заговорил!
— Это Бешеновский монастырь. Но здесь теперь никого нет.
— Кто это сделал?
Корнуэлл ничего не ответил.
— Но ведь была же какая-то причина? — вмешалась девушка. Ее голос стал пронзительным.
— Разумеется. Тут были партизаны.
— В таком случае… — начала она, но Корнуэлл оборвал ее, внезапно закричав:
— Нет, говорю вам, это не оправдание! Это не причина! Ведь начали они! Они первыми… — Он словно декламировал давно заготовленные фразы.
— В чем дело, Ник? — сердито спросил Митя.
Он ответил «не знаю», но это уже не было правдой. Он знал. Он понимал все — до последнего слога.
Прислушиваясь к приближающимся шагам Боры, он с облегчением подумал, что они хотя бы не видят, какие у них лица.
Бора объявил равнодушно:
— Никого и ничего.
Он словно уже ушел от них. Митя спросил:
— А ближайшие посты?
Бора неопределенно махнул в сторону равнины.
— В получасе ходьбы отсюда. Венацкая каменоломня. Камни для Митровицы. У них всегда там двое- трое солдат. Поднимаются туда из Емельянова Двора. Но они вокруг не ходят.
Они пошли за ним в темноту, спотыкаясь, поднялись по двум-трем ступенькам и очутились среди кромешного мрака. Бора чиркнул спичкой. Их тени заплясали по четырем стенам. Затем Бора нашел лампу, и замигал желтый огонек. При его свете они разглядели в углу большую печь. На полу лежала солома, на которой когда-то спали.
Митя начал сгребать ее в кучу.
— Мы растопим печь. Дров тут на месяц хватит.
Они следили, как он, открыв дверцу, затолкал солому в топку. Совсем как Юрица в крестьянском доме на той стороне реки, хотя все остальное было теперь другим. Едва Митя поджег сухие стебли, как изо всех трещин в широком брюхе печи повалил дым.
— Эй! — крикнул Митя. — Дайте-ка мне глины!
Они задирали ноги. Митя соскребал глину с их подошв и замазывал трещины. По серой поверхности за его пальцами тянулись темные полоски. Мало-помалу ему удалось справиться с дымом. Они скорчились на устланных соломой плитах среди желтого тумана. Глаза щипало, в горле першило. Митя вышел за дровами и вскоре вернулся с охапкой поленьев. Через некоторое время, прижав ладонь к шершавому боку печи, Том почувствовал легкую теплоту. Заметив его движение, Андраши протянул руку и тоже потрогал печь. Потом примирительно кивнул:
— Где есть тепло, там есть и надежда, не так ли? Он все еще не утратил способность шутить. И Тому это понравилось — понравилось, что он не хнычет. Андраши спросил:
— Не скажете ли, молодой человек, что мы, собственно, тут делаем?
Остальные разошлись — кто за чем.
— Мы собираемся пересечь эту равнину… Равнину, которую мы видели с гребня. — Он засмеялся, но не злобно. — Жалеете, что вообще пустились в путь?
Андраши заложил руки за голову и вздохнул:
— Естественно, мне не следовало этого делать. Есть ситуации, которых разумный человек обязан избегать. Конечно, я виню себя…
— А капитан винит себя. Так что вас тут двое этим занимается. — Он пошарил в левом грудном кармане своей форменной куртки и убедился, что, пожалуй, ему удастся свернуть сигарету.
— Существуют ситуации, — говорил Андраши почти благодушно, — когда методы достижения цели приходят в противоречие с этой целью. Вы к чему-то стремитесь. Возможно, к чему-то весьма хорошему. Даже замечательному. А затем… затем вы начинаете действовать. И мгновенно оказываетесь в положении, когда достигнуть желаемого можно только… только, повторяю, если вы откажетесь от всех благих намерений.
Сигарета, собственно, не заслуживала такого названия — жалкая трубочка оберточной бумаги с двумя-тремя волокнами высохшего табака. И тем не менее это, несомненно, была сигарета. Он поднес к ней спичку и затянулся жутким дымом. Выдыхая его, он все-таки сумел задать Андраши вопрос:
— Это сигарета или нет?
Андраши улыбнулся:
— С моей точки зрения, нет.
— А с моей — да. Значит, вся соль в том, какую позицию вы занимаете. Как вы смотрите на вещи.
Вошел Бора с пленными, отвел их в угол и снова связал им руки и ноги. Том продолжал:
— Вам не следовало бы мешаться во все это. Вы ведь ни во что такое не верите, так?
Он заметил в глазах Андраши насмешливый интерес.
— А, так, значит, теперь в эту войну уверовали вы?
— Неважно, во что верю я. — Он даже сумел усмехнуться в лицо Андраши, испытывая к нему почти благодарность за его слова. — Я ведь вообще никакого значения не имею, — весело соврал он без малейшей злости. — Но вы-то… вы-то объявитесь одним из спасителей мира, верно? Уж вы-то выживете, кто бы там ни погиб. Вы такой. Да вы же об этом книгу напишете, и не одну.
— Вполне возможно, сержант… если я все-таки уцелею.
— Конечно, уцелеете. Мы об этом позаботимся, можете не беспокоиться. Ведь это наша работа, так? — Он слушал себя с удовольствием. И подумал, что раньше так, пожалуй, никогда не бывало.
Однако Андраши уже повернулся к входящей Марте. Она быстро прошла мимо отца и села рядом с пленными. Когда она заговорила с офицером по-венгерски, Андраши пододвинулся к ним, повернувшись спиной к двери и к Тому.
Он встал и, пошатываясь, выбрался во двор, в знобкий ночной воздух. Потом перешел через двор и прислонился к обвалившемуся подоконнику. Все тут было вонючим и загаженным. Сумел же мир вот так загадить собственное гнездо! Да, но мир сумеет себя и очистить. Наверное, то, что произошло внутри него,
