Он завязал мешок и, усевшись на песок, деловито пересчитал укусы — их оказалось не то семь, не то восемь.
— Вы понимаете, какой я теперь стал? Это от мази... — сказал Витаминчик и объяснил, как это у него получилась такая хорошая мазь. — Теперь нам не страшны змеи. Прошу всех подходить ко мне, начинаю мазать!
А профессор Гематоген только сдвинул очки на лоб и впал в раздумье: неужели это тот самый Витаминчик, который никогда не расставался с шерстяными носками!
Убедившись в том, что это всё-таки тот самый Витаминчик, Гематоген сказал:
— Вы просто молодец, Витаминчик, я вами очень доволен... Пока трудно сказать, что больше помогает от укусов: яд или порошок из почек. Одно ясно: мазь может пригодиться и на войне, она защитит от яда отравленных копий...
Рядом с палаткой Гема Витаминчик разбил свою палатку-лабораторию. Вход в неё был занавешен белоснежной марлей, чтобы не залетали пыль и микробы. Внутри всё сияло чистотой — Ампулка постаралась на славу! — там и тут блестели склянки с ядом. Здесь Витаминчик делал свою мазь и мазал свирельцев.
Теперь Гематоген мог спокойно, не отвлекаясь, заняться почками серебряного дерева. Он толок их в маленькой ступке, добавлял к ним то одни, то другие порошки, прокаливал на огне, смешивал с цветочными маслами, которые по каплям капал из многочисленных пузырьков.
— Мне нужно получить три лекарства, — бормотал Гематоген. — Самый ценный препарат для операции — гранатин-фортунатин — так я думаю назвать его в честь мудреца Граната... Затем мазь для лечения больных суставов и поясниц у стариков — Грушка давно жалуется на ревматизм — и пилюли для омолаживания...
Профессор то и дело скатывал круглые пилюльки и глотал их, и мазал себе коленки какой-то мазью — всё пробовал новые лекарства. И прислушивался к себе: не перестанут ли ныть больные суставы? И поглядывал в зеркало: не почернеют ли седые волосы на висках и не разгладятся ли старческие морщины?
Но нет, ничего не менялось, профессор не молодел. Суставы ныть не переставали. Один опыт за другим делал профессор, но всё безуспешно.
— Не унывайте! — подбадривал его Минус. — Ничто сразу не даётся в руки, надо трудиться...
— Раньше я ни за что не стал бы возиться с этими почками и пилюлями, — задумчиво говорил учителю Гем. — Микстуры из травки, настой из цветочных лепесточков — и готовы лекарства от всех болезней... А теперь я даже удивляюсь, какой я стал упрямый... Сам не пойму, что такое: то мучаюсь, то радуюсь. И если скажут мне: брось эту работу — ни за что не смогу!..
Гематоген протирал очки, опять надевал белый халат и опять принимался стучать в ступке, звякать пузырьками с цветочными маслами, делать новые смеси — чтоб получились наконец пилюли.
Глава девятая.
О НЕПРИЯТНОСТЯХ, СЛУЧИВШИХСЯ ИЗ-ЗА ТРЁХ ВЕРБЛЮДОВ, И О ТОМ, КАК БЫЛИ ВОЗНАГРАЖДЕНЫ ДОБРЫЕ ДЕЛА
Всю страну стали поливать из каналов, тут и там подрастал молодой лесок, и от этого делалось в Свирелии прохладнее. Но роща серебряных деревьев по-прежнему чернела печальным кладбищем.
— Скоро начнём оживлять рощу? — нетерпеливо спрашивали свирельцы.
— Быстро захотели! — сердито отвечал Коренёк, которому и самому не терпелось поскорее спасти несчастную рощу. — Вырастет густой лес, станет прохладнее, тогда и начнём! Чем торопить с рощей — сажали бы другие деревья!
Пока были семена, лесники и все свирельцы вместе с Кореньком сажали новые леса и рощи. Но вот саженцы и семена кончились, и дело остановилось.
— О чём думает главный лесовод? — горячился начальник стройки Лягушонок.
— Мешки с запасными семенами — на верблюжатах, а они сбежали... — оправдывался Коренёк, с укором поглядывая на Шишку, Стружку и Мушку, которые вернулись из пустыни без верблюжат.
— Сбежали верблюжата, — как эхо отозвался старый Хвойка. — Мне бы те семена дали, уж я бы их сберёг...
— Мы обошли всю соседнюю пустыню — верблюдов нигде нет, — деловито доложил Шишка.
— Не беспокойтесь — они нас найдут, — добавил добродушный, никогда не унывающий Стружка и почесал ухо, похожее на вареник.
— Мы виноваты — мы и поищем их ещё раз, — пообещал совестливый Мушка.
— Знать ничего не знаю! Моё дело маленькое! Чтоб работы продолжались! — бушевал Лягушонок.
Он всё-таки стал самым главным в Свирелии, и даже главный лесовод Коренёк его побаивался.
Теперь, когда стали думать о спасении Серебряной рощи, все взоры обратились к Кореньку.
Коренёк ходил по берегу канала и старательно морщил нос, собирая и снова разгоняя веснушки. За ним как тень следовал старый Хвойка в очках и со слуховым аппаратиком в ухе. Хвойка чесал рот, заглядывал главному лесоводу в глаза и сочувственно кряхтел, надеясь, что это хоть немного ему поможет... Но ничего спасительного в голову Кореньку не приходило.
— Лучшие семена пропали... И еловые шишки... — бормотал он. — Не будет теперь в Свирелии ёлок... И не будет густого прохладного леса. Не спасти нам Серебряную рощу!..
— Не спасти... Вот беда-то! — грустно вторил Хвойка и в расстройстве тянулся прикурить от огненного чубчика Коренька.
Коренёк отходил подальше и, чтоб облегчить душу, на все лады ругал верблюдов.
Из палатки показался Лягушонок. Хоть он и кричал сгоряча, что его «дело маленькое», в действительности начальник стройки близко к сердцу принял неудачу. На голове его во все стороны торчали завитки — это означало, что Лягушонок всю ночь напролёт не сомкнул глаз, стараясь найти выход из положения. Но его безнадёжно хмурый вид говорил о том, что и он ничего не придумал.
Тогда стали думать все вместе, и каждый предлагал что-нибудь не очень толковое.
Только Виолка не участвовала в споре и преспокойно упражнялась на скрипке. Ведь она дала слово отцу, маэстро Тромбусу, и старалась сдержать его, и поэтому каждую свободную минутку принималась играть.
Лягушонка это невероятно раздражало, и он то и дело пропекал девочку сердитым взглядом.
— Что это, крупнейшая стройка или детский сад? Или, может быть, музыкальная школа?.. — проворчал он и, не сдержавшись, раскричался, что весёлую жизнь ему здесь устроили, что хуже нет брать в походы девчонок!
Виолка опустила смычок, и даже банты в её косичках поникли.
— Я знаю, что делать, а теперь вот не скажу! — дрожащим от обиды голосом сказала она, спряталась за палатку Лягушонка и там дала волю слезам.
— Не размой слезами песок, не то упадёт моя палатка! — крикнул Лягушонок, услышав всхлипывания.
От грубой выходки Лягушонка всем стало не по себе, а в особенности Чику.
— Нехорошо так, — сказал он Лягушонку, сердито взмахнув ресницами. — А ещё взрослый... И начальник... И вообще Виола не какая-нибудь неженка...
— Чик-чик-чирик! — воинственно закричали на Лягушонка воробьи.
— Поду-умаешь, — растерянно протянул Лягушонок, не ожидавший отпора.
Он смерил Чика вместе с воробьями мрачным взглядом, насупился и сердито обратился ко всем:
— Так кто же придумает что-нибудь толковое?
Девочка вышла из-за палатки, не глядя на Лягушонка, отошла в сторонку и опять стала настраивать скрипку.
Лягушонок возмущённо хмыкнул, но промолчал.
