садистской жестокостью, возможно, именно потому, что твоя дочь убежала. А может быть, он разделался с ней за попытку помочь Линде. Таня предала его, и его беспредельная злоба вырвалась наружу. Он ошпарил ей лицо кипятком. Потом прострелил ноги — за побег, — затем руки и в конце концов сердце. Подумать страшно, что она пережила в последние минуты. После этого он удрал. И это опять-таки свидетельствует о том, что твоя дочь жива. Если ей удалось бежать, Коноваленко уже не мог считать себя здесь в безопасности. Хотя, возможно, он попросту испугался, что кто-то слышал выстрелы. Вот так, по-моему, обстояло дело. Но стопроцентной уверенности у меня, понятно, нет.
Было семь утра. Все трое молчали.
Сведберг пошел к телефону. Позвонил Мартинссону и ждал с трубкой в руке, когда тот выйдет из душа.
— Окажи мне услугу, — сказал Сведберг. — Поезжай на вокзал в Тумелиллу, встретимся там через час. Только никому не говори.
— У тебя что, тоже странности появились? — спросил Мартинссон.
— Наоборот. Но дело крайне важное.
Он положил трубку, посмотрел на Валландера:
— Сейчас ты можешь сделать только одно: лечь спать. Езжай со Стеном домой. Или мы отвезем тебя к отцу.
— Да как же я могу спать? — словно в прострации сказал Валландер.
— Просто ляг и спи, — сказал Сведберг. — Сейчас мы поступим так, как я говорю. Если хочешь помочь дочери, ты должен выспаться. В таком виде ты будешь только помехой.
Валландер кивнул:
— Пожалуй, лучше всего мне поехать к отцу.
— Где ты оставил машину? — спросил Стен Виден.
— Я сам пригоню, — сказал Валландер. — Мне нужно глотнуть свежего воздуху.
Он пошел за машиной. Сведберг и Стен Виден смотрели друг на друга, слишком усталые и взбудораженные, чтобы говорить.
— Хорошо, что я не полицейский, — сказал Стен Виден, когда «дуэт» въехал во двор, и кивнул в сторону комнаты, где лежала Таня.
— Спасибо за помощь, — сказал Сведберг.
Они сели в машину, а он, провожая их взглядом, думал о том, когда же наконец кончится этот кошмар.
Стен Виден остановил машину, Валландер вышел. За всю дорогу они не обменялись ни словом.
— Я позвоню, — сказал Стен Виден.
Валландер медленно направился к дому.
Бедняга, думал Стен Виден. Сколько он еще сумеет выдержать?
Отец сидел за кухонным столом. Он был небрит, а судя по запаху, помыться ему тоже бы не помешало. Валландер сел напротив старика.
И оба долго молчали.
— Она спит, — наконец сказал отец.
Валландер толком не понял, что он сказал.
— Она спокойно спит, — повторил отец.
Мало-помалу его слова дошли до затуманенного рассудка Валландера. Кто спит?
— О ком ты? — устало спросил он.
— О моей внучке, — ответил отец.
Валландер изумленно смотрел на него. Долго смотрел. Потом встал и пошел к спальне. Медленно открыл дверь.
Линда лежала в постели и крепко спала. С одного боку волосы были выстрижены. Но это она. Валландер неподвижно стоял на пороге. Потом подошел к постели, присел на корточки. И смотрел, смотрел. Неважно, как все было, неважно, что случилось и как она попала домой. Главное — смотреть на нее, только смотреть. Где-то далеко-далеко в мозгу жило сознание, что Коноваленко по-прежнему существует. Но сейчас это не тревожило Валландера. Он видел одну только Линду.
Потом он улегся прямо на полу возле кровати. Свернулся калачиком и заснул. Отец укрыл его одеялом и затворил дверь. А сам пошел в студию и взялся за кисти. Но теперь вернулся к своему обычному сюжету. Писал пейзаж с глухарем.
Мартинссон приехал на тумелилльский вокзал в самом начале девятого. Вышел из машины, поздоровался со Сведбергом.
— Ну, что у тебя за важное дело? — спросил он, не скрывая раздражения.
— Увидишь, — ответил Сведберг. — Но предупреждаю, зрелище не из приятных.
Мартинссон нахмурился:
— Что стряслось-то?
— Коноваленко. Он опять нанес удар. Новое убийство. Женщина.
— Господи!
— Следуй за мной, — сказал Сведберг. — Кстати, нам нужно о многом поговорить.
— Валландер имеет к этому отношение? — спросил Мартинссон.
Сведберг не слышал. Он уже направился к своей машине.
Лишь позднее Мартинссон узнал, что случилось.
30
Вечером в среду Линда подстригла волосы, совсем коротко.
Рассчитывая тем самым стереть страшные воспоминания.
Потом она стала рассказывать. Валландер тщетно предлагал ей пойти к врачу, она отказалась.
— Волосы сами отрастут, — сказала она. — Никакой врач не заставит их расти быстрее, чем они могут.
Валландер боялся ее рассказа. Боялся, что дочь обвинит в случившемся именно его. И оправдаться ему будет очень трудно. Он ведь вправду виноват. Потому что сам втянул ее в эту историю. О случайном стечении обстоятельств здесь даже речи нет. Но Линда решительно объявила, что никакой врач ей сейчас не нужен, и он не стал ее уговаривать.
Днем в среду она неожиданно расплакалась. Ни с того ни с сего, перед обедом. Посмотрела на него и спросила, что произошло с Таней. Он честно сказал, что она умерла. Только не упомянул, что Коноваленко зверски пытал ее. Валландер надеялся, что газеты не станут вдаваться в подробности. Что Коноваленко пока на свободе, он тоже скрывать не стал.
— Но сейчас для него главное — скрыться. Его ищут, и он уже не может действовать так, как ему хочется.
Впрочем, Валландер подозревал, что это не вполне верно. Скорее всего, Коноваленко опасен не меньше прежнего. И он знал, что снова будет искать его. Но не сегодня, не в эту среду, когда дочь вернулась к нему из тьмы, безмолвия и страха.
Вечером в среду он созвонился со Сведбергом. Сказал, что ему нужна еще одна ночь, чтобы выспаться и подумать. В четверг он даст о себе знать. Сведберг сообщил о ходе расследования. Коноваленко бесследно исчез.
— Но он не один, — сказал Сведберг. — В доме был кто-то еще. Рыков мертв. Таня тоже. Виктор Мабаша умер еще раньше. По идее, Коноваленко должен быть один. Но в доме находился еще один человек. Вопрос в том, кто именно.
— Не знаю, — сказал Валландер. — Новый неизвестный пособник?
Сразу после звонка Сведберга позвонил Стен Виден. Валландер решил, что они со Сведбергом
