всему был и оставался Коноваленко.
— Короче говоря, будем ждать, пока его задержат, — подытожил Бьёрк. — А тем временем разберемся с другими делами, которых накопилось больше чем достаточно.
Список срочных дел составили не откладывая. Валландеру досталось выяснять, что произошло с тремя скаковыми лошадьми, украденными из конюшни неподалеку от Скорбю. К удивлению коллег, он рассмеялся, потом пояснил:
— Абсурдная ситуация. Сперва пропавшая женщина. А теперь украденные лошади.
Едва он очутился в кабинете, как тотчас пришел посетитель. Он так и думал, хотя и не знал, кто именно явится с вопросом. Оказалось, Мартинссон.
— Минутка найдется?
Валландер кивнул.
— Хочу задать тебе один вопрос.
Валландер видел, что Мартинссону очень не по себе.
— Слушаю.
— Вчера тебя видели с каким-то африканцем. В твоей машине. Вот я и подумал…
— Что подумал?
— Сам толком не знаю.
— Линда помирилась со своим кенийцем.
— Я так и предположил.
— Но ты ведь сказал, что толком не знаешь?
Мартинссон развел руками и поспешно ретировался.
Валландер положил на стол дело о пропавших лошадях, закрыл дверь, которую Мартинссон оставил открытой, и задумался. На какие же вопросы нужно получить ответ от Виктора Мабаши? И как проконтролировать, правдивы они или нет?
В последние годы, занимаясь теми или иными расследованиями, Валландер не раз сталкивался с иностранными гражданами. И беседовал с ними — то как с потерпевшими, то как с подозреваемыми. И нередко думал, что так называемые непреложные истины — справедливость и несправедливость, вина и невиновность — далеко не всегда непреложны, хотя раньше ему такое и в голову не приходило. Точно так же он раньше не понимал, что взгляд на само преступление, серьезное или незначительное, менялся в зависимости от культуры, в которой люди выросли и жили. Зачастую он чувствовал себя в таких ситуациях совершенно беспомощным. Ему было не на что опереться, чтобы задать вопросы, которые могли привести к раскрытию преступления или к освобождению подозреваемого из-под стражи. В последний год жизни Рюдберга, его старого коллеги и учителя, они часто говорили о больших изменениях, происходивших в стране, да и во всем мире. Новая ситуация предъявит к полиции новые требования. Потягивая виски, Рюдберг пророчествовал, что в ближайшие десять лет шведскую полицию ждут большие перемены, чем когда-либо в прошлом. И эти перемены коснутся не только основ организации, но самой сути работы полиции.
«Я до этого не доживу, — сказал Рюдберг однажды вечером, когда они стояли на его крошечном балконе. — Каждому человеку отпущен определенный срок. Порой я с грустью думаю, что мне не доведется участвовать в том, что предстоит. Наверняка время будет трудное. Но и интересное, да вот ты все это увидишь. И думать тебе придется совершенно по-новому».
«Хватит ли у меня сил? — сказал Валландер. — Я все чаще задаю себе вопрос: какова жизнь за пределами полицейского управления?»
«Если махнешь в Вест-Индию, смотри не возвращайся, — насмешливо ответил Рюдберг. — Те, кто уезжает за приключениями, вернувшись, редко чувствуют себя лучше. Они забывают извечную истину, что от себя не уйдешь».
«Речь совсем не об этом, — сказал Валландер. — На такие грандиозные планы я не замахиваюсь. Просто думаю иной раз, не поискать ли другую работу, которая будет мне по душе».
«Ты до конца своих дней останешься полицейским, — сказал Рюдберг. — Ты такой же, как я. И прекрасно это знаешь».
Валландер отбросил мысли о Рюдберге, достал новый блокнот, взял ручку.
А потом долго сидел в задумчивости. Вопросы и ответы. Первая ошибка возникает, наверно, уже на этой стадии. Многим людям, и не только с отдаленных континентов, чтобы сформулировать ответ, необходимо рассказывать свободно. Пора бы мне это понять, ведь я разговаривал не с одним африканцем, арабом или латиноамериканцем в разных ситуациях. Зачастую они пугаются нашей спешки, в которой усматривают знак презрения. Не иметь для человека времени, не сидеть с ним спокойно и молча — это ведь все равно что презирать его, насмехаться над ним.
Рассказывать, написал он на первой странице блокнота.
Может, подумал он, это и есть правильная путеводная нить.
Рассказывать, и больше ничего.
Валландер отодвинул блокнот в сторону, положил ноги на стол. Потом позвонил домой, выяснил, что все спокойно, и обещал через час-другой вернуться.
Рассеянно прочитал заявление о пропаже лошадей, из которого было ясно только одно: три породистые лошади пропали в ночь на 6 мая. Вечером они находились в денниках, а утром, когда в полшестого девушка-конюх открыла ворота, денники были пусты.
Валландер посмотрел на часы и решил съездить на конезавод. Поговорив с тремя конюхами и личным представителем хозяина, он пришел к мысли, что все это может оказаться намеренным мошенничеством со страховкой. Кое-что записал и предупредил, что еще навестит их.
На обратном пути в Истад заехал в «Отцовскую шляпу» и выпил кофе.
А сам рассеянно думал о том, есть ли в Южной Африке скаковые лошади.
21
Сикоси Цики прибыл в Швецию вечером в среду, 13 мая.
И Коноваленко сразу сообщил ему, что он останется на юге страны. Там пройдет подготовку и оттуда же уедет. Получив от Яна Клейна депешу, что преемник выехал, Коноваленко поначалу взвесил возможность организовать необходимые условия в окрестностях Стокгольма. Вариантов было несколько, в особенности неподалеку от Арланды, где шум взлетающих и приземляющихся самолетов перекрывает все прочие звуки и можно как следует пристрелять винтовку. Кроме того, оставалась проблема с Виктором Мабашей и шведским полицейским, которого Коноваленко мало-помалу просто возненавидел. Если они в Стокгольме, он должен быть здесь, пока оба не будут ликвидированы. Вдобавок нельзя не учитывать, что после убийства полицейского всеобщая бдительность в стране могла возрасти. На всякий случай он решил действовать на два фронта. Таню оставил при себе в Стокгольме, а Рыкова опять послал на юг, подыскать подходящий дом в уединенном месте. Рыков показал на карте район к северу от Сконе, который назывался Смоланд, и сказал, что там не составит труда найти какую-нибудь уединенную усадьбу. Но Коноваленко хотел быть неподалеку от Истада. Если они не отловят Виктора Мабашу и полицейского в Стокгольме, те рано или поздно объявятся в родном городе Валландера. В этом он был уверен ничуть не меньше, чем в том, что между чернокожим и Валландером возникла нежелательная связь. Он не мог уразуметь, что их свело вместе. Но все больше убеждался, что дело обстоит именно так. И если он найдет одного, то найдет и другого.
Через Истадское турбюро Рыков снял дом к северо-востоку от города, возле Тумелиллы. Конечно, местоположение могло бы быть и получше. Но в усадьбе имелся заброшенный гравийный карьер, где можно устроить стрельбище. Коноваленко решил, что, если придется остановить выбор на этом варианте, Таня поедет с ними и Рыкову было незачем набивать морозилку едой. Вместо этого Коноваленко приказал ему выяснить, где живет Валландер, и понаблюдать за его квартирой. Рыков сделал как велено. Но Валландер не появлялся. Накануне приезда Сикоси Цики, во вторник, 12 мая, Коноваленко решил остаться в Стокгольме. Хотя никто из осведомителей, посланных на поиски, Виктора Мабашу не видел, чутье упорно
