омраченная желвачком. Может, это и есть воплощение черной дыры во вселенной, которая затягивает лучи света. Я тяну ягодицы чуть наверх и вытягиваю вход во влагалище. С этой стороны оно такое открытое и беззащитное - ведь губы обнимают его только спереди, а сзади их нет и их роль выполняют ягодицы. Я вожу хуем по анусу и по влагалищу.
- Нет, только не анальный секс, - неправильно понимает меня Карен, - я это не люблю.
Я заверяю её, что на этот раз у меня того и в мыслях не было, хотя это не вполне так, и чтобы убедить её, я опускаюсь и лижу ей анус. Она смеётся, оправдываясь, что щекотно. Мне это не нравится, ибо это указывает, что она действительно ничего не понимает - ни одна из женщин, что любили принимать мой хуй в зад, не смеялись, а урчали от моего языка. Что ж, - подумал я, - будет чему тебя поучить.
Я переместился по ней и, послюнив хуй, поднял ягодицы наверх и ввел его в традиционное место. Карен удивленно и радостно застонала. Потом она, как и многие женщины, поведала мне, что она ещё так не пробовала, и не думала, что это возможно. Женщины, если сзади подпускают, то обязательно, стоя на коленях или перегнувшись пополам, тогда как всё оказывается доступным, лежа на животе и даже при почти не разведенных ногах.
Когда женщина стоит на четвереньках, ей абсолютно всю равно, кто её ебёт, она полностью погружается в ощущения, которые ей поставляет хуй. Но для мужчины по-прежнему важно тело, поскольку он его видит. миссионерская позиция дала женщине эстетический критерий для оценки самца во время ебли, и это перевернуло её психологию. Она получила возможность видеть, кто её ебёт. Что касается клиторального возбуждения, которое якобы подарила женщине миссионерская позиция, то это чепуха, как в настоящее время, так и в древние времена, женщина, стоя на четвереньках или лежа на животе, всегда могла одной рукой теребить клитор.
Мне нужно внимание, тепло, убежище, радость от моего появления. Воплощение этого я нахожу в пизде. Вне зависимости, кому она принадлежит, она дают мне это, пусть временное (а что, не временное?), но исполнение мечты, нирвану, блаженство, тотальное удовлетворение. Любые отношения с женщиной проходят на основе пизды, как любые операции теперь проводят на фоне антибиотика. О, этот ручной зверек, а также и хуёвый, и языковой как и барьер, который возникает, стоит лишь заговорить с любой женщиной.
О, как я люблю тебя, сторонящаяся моей жизни Карен! Твои темные глаза, которые ты никогда не отводила, а смотрела на меня в упор, предлагая себя мне, так что я рвался к тебе с первого мгновенья твоего второго появления (или пришествия?) Твои длинные ноги, 36 дюймов от ступней до промежности. Или до талии? Всю равно у меня - лишь 31. И ты с ногами, такими длинными, стоящая на четвереньках, напоминаешь мне кузнечика. Вот я подползу к тебе на коленях сзади, а ты резко выпрямишь свои ноги и выпрыгнешь в окно. И стрекочешь, и стрекочешь, как жарким летом, пока я окунаю в тебя своё естество.
Как хорошо, что ты не пожелала длить наши встречи. Как тягостно было бы биться за тебя и отстаивать себя. Ревновать и скрывать это чувство, в попытках вызвать у тебя ответную ревность. Терпеть твои бзики и придури ведь ты не из добрых и мягких - и со временем начать сомневаться, стоит ли твоя пизда всех этих треволнений. И тем не менее держаться за неё потому, что не будет рядом какой-нибудь получше.
И наши юные разговоры в промежутках между оргазмами, выяснение прошлого, настоящего и будущего. Новизна движений, порывов, жестов. Её профиль простоват, и даже блекл, но фас - прекрасен, с бесстыдной улыбкой и заводью глаз, которые заводят меня с полуоборота.
Моё желание тебя так сильно, что ничто не может вызвать во мне отвращение.
Если б тебя пронесло у меня в постели, я думаю, и это не отвратило бы меня.
Ничто физическое. Но духовное... то бишь, словесное. Да, оно здесь может оказаться посильнее физического - например, если ты скажешь мне: 'Не люблю жидов' или 'твой хуй для меня слишком мал', я бы разозлился, и хуй бы, наверняка, опал, и я бы вышвырнул тебя из постели, забыв о желании. А быть может, всю случилось бы наоборот, и (надеюсь) так бы и получилось всю в зависимости от момента, когда бы ты это сказала - будь это во время ебли - я бы со злости тебя бы ёб до конца, мол, на, получай от жида, хуя малого! Но чтобы сказать такое во время ебли, Карен должна была бы быть совершенно равнодушна или обозлена чем-то. А ты млела и урчала, и тело держало в узде твою душу. Ты могла бы это сказать после оргазма. Но ты кончила, и сладко, отдыхала у меня на груди, целовала мой сосок благодарно. Ты могла бы такое сказать, если бы я кончил один. А я ведь с самого начала дал тебе понять, что твой оргазм для меня священен. Я-то, до тебя добравшись, уж всегда кончу, а удостовериться, что ты кончила, зашлась, как говаривали в девятнадцатом веке, и приложить все к этому усилия - мой священный долг и почетная обязанность. И ты кончила. Тысяча и один оргазм. Тысяча маленьких и один огромный, от которого ты свалилась на меня замертво. А потом я вынудил тебя на второй.
Я не выдержал и позвонил Карен в воскресенье днём. Благо был предлог, поинтересоваться о её здоровье. Мелькнуло воспоминание, как в детстве, захватывало дух от слов с окончаниями женского рода: пришла, красивая, Степанова. Трепет пола слышался в этом грамматическом различии. Сколько эротичности теряет язык, лишенный родовых окончаний.
- Как ты себя чувствуешь? - спросил я.
- Гораздо лучше, - сказала она, и в тоне её голоса я сразу почувствовал, что она не хочет со мной сегодня встречаться. Эта безошибочно холодная интонация женщины, которая удовлетворена своим состоянием и вовсе не ждёт моего вопроса, который я все-таки задал:
- Ты не хочешь сегодня встретиться?
- Я сегодня занята. Я уже давно договорилась провести время с подругой.
Тут и подруга, что, мол, не мужик, и давно договорилась, мол, превыше её сил отменить. Хуйня это всё! Все бы свои планы разметала бы, если бы хотела.
- Послушай, у меня создаются впечатление, что твоя страсть так же быстро улетучилась, как и прилетела.
- Видишь ли, у меня своя жизнь, и в ней разные планы и люди.
- Ты не должна оправдываться. Дело в том, что я продемонстрировал тебе свою желание быть с тобой. И если ты захочешь встретиться со мной, то теперь уж тебе придется мне звонить, поскольку я больше звонить тебе не буду.
- Я хотела бы встретиться опять, если ты по-прежнему будешь хотеть этого после того, как поговоришь с Бобом.
- С Бобом? При чём тут Боб?
- Он должен тебе кое-что сказать обо мне.
- Ты что, не можешь говорить о себе сама?
- Могу. Но будет проще, если ты поговоришь с Бобом. Поверь мне.
- Хорошо. Позови Боба, я с ним поговорю.
- Он уехал за город и вернется только завтра.
- Что за бред? - возмутился я. - Почему, черт возьми, чтобы встретиться с тобой я должен говорить с Бобом?
В ответ раздались частые гудки. Я перезвонил, но она явно сняла трубку, и всю мои последующие звонки натыкались на частокол гудков.
Приходилось ждать до завтра.
Но я не мог позволить ей нагло вести себя со мной. А это не что иное, как наглость - пренебрегать моим желанием по какой бы то ни было причине. Уж не бисексуален ли Боб и не является ли он её любовником? Но зачем тогда он меня с ней сводил? Может быть, она осточертела ему, и он таким способом от неё избавлялся?
А тем временем мысли мои и фантазии продолжали плодиться вокруг Карен.
Ты сказала, что через два дня ты улетаешь на неделю в отпуск в Лос-Анджелес. И вот я представляю, что ты позвонишь мне перед отъездом и скажешь, я думаю о тебе, не сердись, я вовсе не холодна с тобой, просто у меня... - и после этого ты можешь сказать любую абсурдную причину, вроде плохого настроения или недомогания - я во всё поверю, уговорю себя, что это правда, во имя возможности снова оказаться лицом к лицу с твоей пиздой. Но ты не звонишь, и я знаю, что и я уже не позвоню, поскольку я сжёг мосты, и наводить их будет унизительно. Я был бы счастлив склониться к тебе низко-низко, но не в унижении. Ты станешь презирать меня, даже если ты захочешь встретиться опять, умилённая моей страстью. Но, значит, мою желание ещё не настолько сильно - и, дай Бог, никогда не достигнет такой силы, когда я соглашусь добиваться встречи с женщиной, поступаясь собственным достоинством. Нет, я могу смириться, что женщина ебётся со мной, любя не меня, а кого-то другого. Но я не буду общаться с женщиной, которая меня презирает. Я умышленно сказал общаться, потому что выебать раз я могу вне зависимости от того, как ко мне относится женщина.
Но если начинаются отношения, а именно это мне сразу стало видеться с Карен, то отношения, пропитанные презрением, я не принимаю. Во всяком случае, пока.
Как я могу знать, что со мной произойдёт потом. Может быть, я, доведенный мечтой до отчаянья, брошусь в ноги, а вернее, между ног, прекрасной подлюге.
Ведь мы обречены повторять одни и те же ошибки. Ведь жизнь и есть череда одних и тех же ошибок. Мы можем воздерживаться от них на какое-то время с помощью усилий сознания, ума. Но чуть отдашься чувствам, как всё произойдет заново. И в этом какой-то высший смысл нашей жизни, смысл нам не постижимый, смысл, который зовётся судьбой.
Я звоню Анджи, которая с радостью вызывается ко мне приехать. Пока я жду её, Карен не выходит у меня из головы.
О, как я хочу тебя, Карен! Ты, быть может, сейчас постанываешь с кем-то.
