— Подвинься. — Из глубины автобуса вынырнул Мартин, и я пересел ближе к окну, за которым уже мелькали корявые елки снегозащитной полосы и раскинувшиеся за ними поля. Автобус только что оставил позади Гатчину, миновал пост ГАИ и набрал крейсерскую скорость по Киевскому шоссе.
— Погодка-то портится, — заметил я и стукнул костяшками пальцев по стеклу.
— Как по заказу. Если будет темнее, нам это только на руку.
Ближе к вечеру небо затянули низкие облака, и сейчас, несмотря на начало двенадцатого — светлое время суток для июльского Петербурга, — на улице уже наступили плотные сумерки, и встречные машины двигались с ближним светом.
Мартин наклонился и дотронулся до ранца с гранатами.
— Видишь, Слава. Мы не стали бы с ними связываться, ограничились боевыми, если бы не твоя дочка. — Он очень хотел услышать от меня: «Спасибо за ваше участие, сэр», — но я промолчал, и англичанин сухо спросил: — По снаряжению и оружию нет претензий?
— Нет.
— Тогда пойду проведаю остальных. — Он коснулся моего плеча. — Слава, все будет о'кей. Скоро ты встретишься с дочкой, целой и невредимой. — И пересел к лысому парню с гранатометом, а я откинул назад сиденье и погрузился в прострацию. То ли сон, то ли явь, то ли бред… Непонятно. Такое бывало со мной, когда я выходил из трехнедельных запоев и, весь мокрый от пота, валялся в постели, снедаемый жестокой депрессией и призрачными мечтами о скорой смерти. Не получилось пока со смертью. Она шарахнула меня молнией, настойчиво зазывала в гости; но я убежал. Ничего, все еще впереди. Возможно, старухе с косой осталось ждать чуть больше часа.
Если меня не обманывает предчувствие.
Перед въездом в Рождествено мы высадили Альберта. Он легко выпрыгнул из автобуса и не спеша пошел по обочине. У него прорва свободного времени, пока мы будем выходить на исходные позиции на подступах к базе. Потом — всего и делов-то! — вскроет дверь в кирпичную будку подстанции, заложит там маленькую вакуумную бомбочку, которая взрывается почти бесшумно, и, когда я подам команду по рации, надавит на кнопку дистанционного пульта, вмонтированного в часы. Элементарно, если не брать в расчет того, что возле подстанции его может поджидать засада. Чеченцы не дураки и просчитать столь очевидную прелюдию нападения — лишить базу электричества — они в состоянии. Но лишать электричества их будет «фантом», один из лучших. А это просчитать уже невозможно. Остается лишь обломать об него зубы.
Когда автобус ехал через Рождествено, я обратил внимание на черный «чероки», стоявший на перекрестке шоссе с узкой грунтовкой — той, которая, судя по карте, и вела к базе. Сидит ли кто в джипе, я не заметил, но был уверен — сидит. И не один. И небезоружный.
— We are getting round the place, — громко объявил Мартин.
Я нацепил на спину ранец с гранатами, напялил на голову каску и, соскользнув в проход, пошел вперед по направлению к выходу. Следом за мной отрывали задницы от сидений коммандос. Как тени. Ни единого стука. Ни единого шороха. Лишь негромкий рокот мотора. Но вот и он смолк. Автобус, уже выбравшись за пределы Рождествена, катил на нейтралке. Зашипели тормоза. Отъехала в сторону дверь.
— Контроль связи через десять минут, — услышал я голос Мартина. — Good luck, guys!
— Вон канава, — сообщил водитель. И как он только ее заметил! Видать, не раз катался сюда на разведку.
Автобус съехал на обочину и остановился напротив неглубокой канавы, перпендикуляром упиравшейся в шоссе и терявшейся где-то вдали среди безграничного поля.
— Go! Quickly! While no the lorries!
— Good luck!!!
Я вылетел из автобуса, нырнул в канаву и побежал, спеша убраться подальше. В высокой траве заплетались ноги, я спотыкался, матерился сквозь зубы, но пер вперед, зная, что задаю темп тем, кому гораздо труднее, чем мне. У меня за плечами лишь ранец с гранатами, а в руке почти невесомый «Каштан». У них гранатометы, пулемет, штурмовые винтовки. Они нагружены, будто носильщики.
Отбежав от шоссе метров на сто, я поднял вверх руку и замер. Тишина… Только урчание удаляющегося «Икаруса», который отправился искать место для разворота. Тишина… Лишь стрекотание миллионов кузнечиков. Тишина…
Я снял каску и обернулся. В двух шагах от меня стояла одна из девушек-«манекенщиц». Не Кристина, вторая. Как зовут ее, я не знал.
— What's your name? — громко прошептал я.
— My number is seven, — ответила девушка.
Да, точно. Я и забыл — никаких имен до окончания операции.
— Все на месте? — Я вернулся назад вдоль цепочки застывших, как тени, «фантомов». «Сутенер», громила с лысой башкой, Джон, Алина… Все. Замыкающий — «номер пятый» с азиатским разрезом глаз. — Отлично! Пройти нам надо две с половиной мили. Спешить не будем. Расчетное время выдвижения на позицию — ноль часов пятьдесят минут. А сейчас без пяти двенадцать. Кому не лень тащить каску в руках, снимите ее. Что еще?.. Все. А ну-ка попрыгали. — Они послушно попрыгали. Ни единого лишнего звука. Это профи. Их можно не проверять. — Вперед, ребята! Нас ждут большие дела…
Через десять минут я надел каску и на ходу вышел на связь со штабом:
— «Первый» — «Школьнику». Проверка.
— «Школьник» — «Первому», — прозвучал в наушниках голос Мартина. — Есть проверка. Отбой.
— Есть отбой. «Первый» — «Второму». Проверка.
— «Второй» — «Первому». — Далекий голос Альберта сквозь треск помех. — Проверка. Поганая слышимость. Переходить на запасную волну?
— Отставить. Находись на приеме. Контроль каждые десять минут. Отбой.
— Есть отбой.
Черт побери! У Альберта дохлая рация? Или он уже торчит возле подстанции и отсюда помехи?
Я стянул с головы каску. Канава незаметно снивелировалась с землей, и теперь мы шли по меже среди изумрудных листьев капусты, не спешивших пока сворачиваться в тугие вилки. Метрах в трехстах впереди темнела полоска леса. За спиной шумели проносящиеся по Киевской трассе машины. Ночь наконец-то набрала силу и укутала нас столь желанной темнотой.
Когда закончилось поле, и мы уперлись в густые заросли ольхи и малинника, я еще раз вышел на связь с Альбертом. Опять помехи.
— Черт с ними! Пока отключись, — распорядился я. — В ноль сорок пять будь на приеме на этой волне. Не получится, переходи на резервную. Контакт в ноль сорок восемь. Как понял?
— …сорок пять… — Треск в наушниках. — …Ноль сорок во… — Опять треск! — …все верно? Прием.
— А бес его знает! — выругался я. — Отбой!
— Есть от… — Треск, будь он неладен!
Метров пятьсот мы шли вдоль ольшаника по кромке поля. Справа чуть впереди светилось редкими огоньками Рождествено. Начал накрапывать дождик, и я не знал, хорошо это или плохо. Капли бойко скатывались по плексигласовому щитку, не оставляя на нем никаких следов. Снаружи щиток был покрыт водоотталкивающим составом. Впрочем, и камуфляжный костюм практически не пропускал влаги.
В двадцать минут первого мы достигли угла поля. Отсюда до базы по прямой было ровно два километра, если строго выдерживать курс на северо-запад. Я сверился с компасом и, стараясь не треснуть какой-нибудь подвернувшейся под ногу веткой, углубился в темный неприветливый лес. Матюгаясь сквозь зубы — темно, не видно ни зги. Мерзавец Мартин не мог позаботиться с приборах ночного видения? Или ему на все начихать?..
За мной след в след пробирались десять «фантомов».
В том, что не собьюсь с направления и не отклонюсь в сторону, я был уверен. Сложнее дело обстояло с расстоянием. Нам надо было пройти по лесу ровно полтора километра. Дальше начинался участок, на котором можно легко напороться на одну из камер слежения. Главное, не влезть на него раньше времени, не дать себя обнаружить охранникам базы. Перед этим участком мы должны остановиться. По рации, если
