сейчас, вырвавшись на волю, не давал покоя ее встревоженному уму.
Так она незаметно прошла несколько минут.
Маленькая резвая девочка выбежала ей на встречу, она обняла Марию и крошечная испуганная слеза выступила на ее лице.
- Моя девочка, моя маленькая девочка, - думала Мария.
Ребенок весело прыгал, не понимая, чем это мама так опечалена и почему у нее такое встревоженное лицо. Катя радовалась, ей было девять, она любила маму, любила отца, любила солнце, она еще не знала, в каком мире она живет, и что, быть может, ждет ее в будущем.
- Папа уже пришел, он дома, - весело сообщила, улыбающаяся и подставляющая свою симпатичную черноглазую мордочку, быть может, последним в этом году теплым лучам, девочка.
Мама взяла ее за руку и вместо того чтобы скорее отвести домой, сказала:
- Давай немного погуляем на воздухе. Мне не хочется сегодня спешить домой. И погода такая хорошая, пусть вечер подарит нам хороший сон, - внезапно вспомнила и повторила она его слова.
Катя закивала головой и резво запрыгала. Ей было сейчас хорошо, и она совсем не желала видеть того внутреннего смятения, что наполняло красивую женщину идущую рядом.
На следующий день Мария купила и прочла книгу.
Глава 10. Взрыв
Президент склонился над унитазом. Его голова кружилась от выпитого. Его не тошнило. Вместо этого он чувствовал приятное отупение. После стольких волнительных дней - это был подарок. Президент не пил, но в этот раз нервы сами потребовали от него разрядки. Однако выходило совсем нетто. Напившись в плохом настроении президент во многом остался трезвым.
- Что-то ничего не выходит, - подумал глава страны. - Что за ебаный день… Что, блядь, за жизнь… И дня спокойно провести не дадут. Как же меня все…
Потом, стараясь отвлечься от дурных мыслей, он посмотрел в бело-водянистую глубину унитаза. Ноги уже не очень крепко держали его. Но «национальный лидер» не чувствовал пьяной радости - ему было плохо. Все внешне было нормально, но все одновременно валилось из рук. Все хуже работали службы и департаменты, бардак в министерствах и ведомствах царил полный. Законы и указы теряли силу - не получалось заставить граждан их соблюдать, не выходило отрегулировать на исполнение государственный аппарат. Невозможно было понять: или система гнила снизу вверх, или наоборот - разложение шло сверху. Правительство делало все возможное, чтобы заставить «железную механику» государства работать. Но, кроме скрипа, трудно было добиться чего-то еще.
Где-то далеко, за дверью туалета шумела веселая компания. В маленькой спокойной комнате ничего не было слышно. Это успокаивало нервы. Президент глубоко вздохнул. Потом выдохнул и снова вгляделся в глубину унитаза. На дне его, красуясь на фоне кристальной - кремлевской чистоты, плавала гроздь винограда. Ягоды были крупными, аппетитными.
- Я принес стране процветание, - пронеслась внезапной радостью мысль. - Я поднял экономику, построил великую державу с адекватным курсом. Зажрались! Забыли, что такое «затянуть пояса», забыли…
Глаза Родиона поднялись вверх, и он на мгновение потерял логику своих ощущений. Ничего больше не приходило на ум. Внезапно все его тело дернулось, а рука сорвала вниз крышку унитаза. Президент стянул штаны и сел.
- Нет, голубчики, хватит, - трезвел вслух президент. - Хватит меня задирать вашей критикой. Называете меня диктатором, недовольны… Бастуете… Социалки бесплатной захотели. Рынок вас одел и обул, а вас все куда-то тянет. Суки!
Нить мысли снова оборвалась, но на этот раз нервозность в ощущениях Родиона сменилась каким-то невротическим спокойствием. -
И все-таки нужны какие-то меры… - пробормотал Родион. - Порядок надо возвращать на место. Зажравшихся толпоногих пора осадить. Надо снова консолидировать нацию. Что бы тут придумать? Может попробовать то, что уже помогало прежде… Поговорю с директором ФБС, забытое старое - всегда самое лучшее.
- Осторожно, двери закрываются… - произнес испорченный прибором, а потому кибернетический голос.
Двери действительно закрылись, оставив опоздавших пассажиров стоять на перроне. Вышла даже некоторая толчея. Один пожилой мужчина в старомодной шляпе и с глупого вида портфелем негромко выругался, отходя в сторону. Поезд зашумел. Синие вагоны, сорвавшись с места и с воем набирая скорость, ворвались в черную бесконечность туннеля.
Вагон был переполнен, как это часто бывает в час пик.
- Вечно вы толкаетесь. Вам, что места мало, понаехали ту всякие с Урала, сидели бы у себя в горах, - ворчала пожилая женщина, жестко толкая стоявших рядом людей локтями. - Полиции на вас нет - мигранты поганые. Все небось без прописке, живете где придется…
Впечатление было такое, что эту женщину ничто не беспокоило в этом мире кроме жизненного пространства, как в политическом, так и в индивидуальном виде.
Людям было тесно и душно. Кто-то вежливо попросил неугомонную даму помолчать. Она отрыгнулась оскорблением, и ее действительно толкнули. Она заохала, завозмущалась, но, получив еще несколько тычков с разных сторон, и видимо поняв, как она мешает жить всем вокруг, умолкла.
Вагон мерно в такт соприкосновению рельсов и колес подрагивал, успокаивая нервы одних и пробуждая метания вечно спешащего горожанина в других. Но, в сущности, не происходило ничего необычного. Какой- то голубоглазый парень, прислонившись к стенке вагона и повиснув на одной руке, читал газету. О чем-то шептались две девушки с рюкзаками за спиной. Многие молча стояли или сидели, спрятав глаза в наконечники собственных ботинок или в плечо соседа. Не было никакого любопытства или волнения. Царила обычная для метро атмосфера заботливого отчуждения и скуки.
Внезапно страшная смесь огня, силы металла и нетерпимого звука сотрясла всех. Вагон словно перевернулся и раздираемый огромными когтями опустился в бездну. Вспыхнуло пламя, и крики заглушили стук останавливающихся колес. Крики в одно и тоже мгновение ставшие предсмертными вздохами.
Это был взрыв. Все произошло в мгновение, в короткий промежуток, унося в неизвестность жизни десятков человек. Погибли не все, имелись и те, кто был только ранен или перепугано повален в сторону разлетающихся обломков. Случай пощадил их жизни в этот короткий промежуток судьбы. Но память умеет превращать миг, в вечность, калеча душу на многие годы.
Перрон в мгновение был охвачен хаосом.
- Разойдитесь, выходите на поверхность! - кричал, отхаркиваясь валящим из туннеля дымом, молоденький милиционер неизвестно как понявший что нужно сейчас делать.
Мало кто слышал этот прогорклый юношеский голос, нечего нельзя было понять. Люди волновались, расходились с трудом, выражая на всех своих лицах испуг и непонимание. Прошли первые минуты после трагедии.
Перрон опустел и снова наполнился, но уже совсем другим движением. Тем, кто был еще жив, пришло спасение. Всюду носились люди в белых халатах и красно-желтых комбинезонах. Шум и голоса наполняли переполненные волнением своды старой сталинской станции. Что-то происходило, и это чувствовалось везде.
Кипела работа.
Одни за другими на поверхности появлялись окровавленные носилки с чьим-нибудь живым или мертвым телом. Движение по всей линии было остановлено. Густые шеренги отрезали толпу любопытных от выхода из метро. Холод страха охватывал все новых и новых людей. Нельзя было еще ничего понять.
