Неведен не стал дочитывать текст до конца. Он внимательно посмотрел на неспешно пившего кофе Михаила, вынул из пачки сигарету, чиркнул спичкой и, взяв ручку и маленький листок бумаги со стола, подошел к окну. Там быстрым движением он написал следующую записку:
Полковник выбросил окурок в форточку и, подойдя к Михаилу, незаметно для следящих камер, показал ему записку. Литвин, перед глазами которого вдруг появился какой-то текст, поначалу опешил, но затем, прочитав его, почувствовал себя гораздо лучше. Тревога, охватившая его с первых секунд облавы, понемногу улеглась. Он понял, что дело ни только не проиграно, но все обстоит еще лучше, чем он мог рассчитывать.
- Хорошо, - сказал Неведин, поджигая очередную сигарету, и одновременно давая пламени съесть маленькие, робкие от волнения буквы записки, - теперь мы можем приступить к нашему разговору. К серьезному разговору. Вам это ясно?
Михаил неловко, с мастерством непревзойденного актера пожал плечами. Ему, конечно, многое еще было не понятно, но эта неясность уже начинала нравиться ему своей приятной непредсказуемостью.
- Похоже, времена меняются, - подумал он.
Глава 2. Раскаянье улиц
Улицы бурлили.
Это началось с самого утра. Собираясь сперва небольшими группами, люди шептались, обсуждая произошедшее и предстоящее. Все уже знали, что сегодня начинается общероссийская политическая забастовка. Все знали, чего требует Левый фронт и либеральная оппозиция, вожди которой большей частью были заграницей. Люди мало пока разбирались в том, что должно быть дальше. Но они были уже на многое готовы.
Потом, никем не руководимые, Комитет действий был ночью арестован, люди двинулись с окраин к центру города. Они шли, медленно подбирая в себя все новые и новые группы собиравшегося в разных местах народа. Было еще очень рано, но весь город стоял уже на ногах. Постепенно подбирая один поток за другим и сливаясь в огромную реку люди все больше наполнялись уверенностью своей силы, и все больше узнавали о случившемся за ночь. Всюду были листовки сотен организаций - правительственных и оппозиционных, пугающих и убеждающих, призывающих и успокаивающих.
Что происходило в Москве? Восстание студентов, отказ подчиниться поднятых недавно воинских частей. Полная растерянность брошенного на блокаду центров студенческого выступления ОМОНа. Паника в правительстве. Мятеж нескольких танковых дивизий. Бегство министров. Банкротство монополий. Всеобщая политическая стачка. Как много и как горячо обсуждались все эти реальные и вымышленные события. Конечно, это были слухи, в них не все было верно, но то, что они были пропитаны надеждой, нет, больше того, уверенностью, радовало всех.
Люди вышли на улицы. Впервые за много лет «порядка и спокойствия». Колонны плыли, сливаясь с все новыми и новыми, с все большими и большими колонными, разливаясь неизвестно откуда возникшими транспарантами и красными, красно-черными, черными и многоцветными знаменами.
Ольга была в общей, движущейся к Лубянке и Кремлю, массе. Здесь собрались сотни тысяч. Это был всесильный, обезумевший от себя самого поток. И эта казавшаяся ей бесконечным неуправляемая никем река несла ее вперед. Кто вел ее эту стихию народного гнева? Ольга, не могла этого сказать. Она была членом ЦК партии, она отвечала за подготовку этих событий, она много лет работала ради вот такого солнечного дня свободы. Дня ветра и радости. Но она не знала, откуда взялась та сила, и та воля, что собрала здесь этих людей. Народ шел, не встречая никаких препятствий. Милиция, которую мэрия попыталась вывести на заграждение, просто пропустила его. В людях куда-то исчезла прежняя замкнутость, неуверенность. Все разговаривали, улыбались. Никто не знал, что будет дальше. Но каждый понимал: сегодня, на глазах у миллионов и при их участии, меняется все. Меняется вся привычная жизнь, рассыпается весь старый политический уклад.
Ольга радовалась этому дню и глубоко вдыхала новый для нее воздух. Мир становился другим. Было невероятное, не виданное ей доселе массовое ощущение свободы, полета и радости. Пробужденный всеобщей политической стачкой поток нес Ольгу к новым свершениям народной истории.
В разных частях города, у Думы, на Лубянке, возле памятника Маяковскому развернув знамена и наполнив небо ревущими голосами гнева, начались митинги. Потоки выступающих сменялись здесь один за другим. Одни ораторы вызывали бурный восторг, другие - получали обратный отклик, заставляя стаскивать себя с импровизированных трибун. Несколько раз Ольга видела, как крупные чины в милицейской форме пытались призвать толпу разойтись. Ничего не выходило. Представителей власти перебивали раздраженными криками, и они старались скорей покинуть уличное собрание.
Возле Государственной Думы к народу вышел лидер Народно-патриотической партии Сергей Андреевич Райский. Он поддержал все требования трудящихся и заявил, что будет добиваться их удовлетворения. Его выступление люди встретили хорошо. Многие его любили за прямую, пускай порой и не умную, но как
