установлен. Если дать послабление одному, то другие скажут — почему бы и не мне? Нет, закон есть закон. Я не стану говорить перед тано. — Ахтанир отвернулся и зашагал к бойцам, не глядя на отца. Князь ругнулся про себя. А что поделаешь? Если чуть что не так, приедут эти черные от тано…
А так и так приедут. За десятиной, припасами и людьми. И ведь заберут лучших. Вот придет такой черный, поговорит с
А еще у них лекари и мастера, каких не сыщешь более нигде. И еще у них рудник и железо. Князь зло сплюнул, глядя на своего элло-эн-эрто. Сидит, соглядатай тано — а куда денешься? Таков закон, чтобы эти знахари в Аст Ахэ обучались…
Все шестеро прежних противников Ингро были на противоположной стороне, стороне Валар. Худо будет ребятам. Набить морду Сове ой как хочется, а вот попробуй выиграй Зимнюю битву на стороне Валар-то! Шкуру спустят и будут правы. Так или иначе, придется подставлять морду.
А бить будут от души — и по старым обидам, и ради большой крови, чтобы урожайный год был. И Ахтанир потом отвезет тано в Аст Ахэ рассказ о Зимней битве и о делах в кланах. Но сначала он совершит объезд земель вместе со своим черным отрядом, возьмет полагающиеся дары и, если понадобится, заложников.
Мать помешивала варево в котелке. Славно пахло мясом и кореньями.
— Э, откуда? — удивился Ингро, вваливаясь в сени вместе с порывом ветра и снегом, довольный и хмельной. Князь на радостях выставил бочонок созревшего густого пива.
Мать улыбнулась.
— Ты ж нам удачу принес. Неужто вождю не причина расщедриться? Целый год теперь он будет старшим, когда вместе будем жертвы приносить, дары ему повезут, в совете князей его слово будет главным. Целый год!
Ингро бросил на пол в сенях старый тулуп, драный до невозможности после драки за снежную крепость. Воинство Тано победило, псы Валар бежали, крови было много, так что год будет урожайным. Не прошло и часа, как подул теплый ветер и повалил густой мягкий снег. Мороз уже к вечеру ослаб, и, хотя за дверью гуляла вьюга, на душе у Ингро было тепло. Даже стянутая запекшейся кровью ободранная скула, подбитый глаз и помятые ребра ощущались приятно. Боевые раны как-никак. Мать тепло смотрела на него, хотя в золотистых глазах сквозили грусть и усталость.
— Снимай рубаху. Вода в сенях, оботрись да ложись на лавку.
Ингро кивнул. Ледяная вода кусала ссадины — а, да не впервой. Били его часто и зло, он также зло и жестоко огрызался. Мать сейчас разотрет побитую спину и бока медвежьим жиром с травяной вытяжкой, накормит. А поутру все будет хорошо. Теперь все будет хорошо — он выиграл для Сов главенство. Теперь все будет по-другому.
— Будет еще хуже, — тихо отозвалась мать. Ингро подобрался — мать всегда каким-то образом угадывала его мысли. И никогда не жалела его. Хуже того — всегда оказывалась права.
— Почему? Почему ему теперь меня не признать? Я же ему славу принес, я ему первенство добыл! И еще добуду!
Мать молча поставила на лавку горшочек, накрыт ржаной лепешкой, подала ложку.
— Ешь.
— Не буду, пока не скажешь.
Мать села рядом, сложила на коленях руки и улыбнулась, и Ингро, как всегда, завороженно вздохнул от ее улыбки — такая она была красивая, его мать.
— А что я скажу? Еще раз все повторю? Будто ты не слышал тысячу раз. Что толку, если ты не хочешь слушать?
Ингро молча зачерпнул ложкой похлебки. Желудок мгновенно свело от голода.
Мать же тихо говорила, ровно, спокойно, словно напевала занудную колыбельную песенку.
— Не признает он тебя сыном.
— Но я ему все же сын, — жуя, встрял Ингро.
— Ты не должен был родиться.
— Но родился же.
— Да. Зелье не подействовало.
— Значит, такова судьба. Я родился, я его сын, я знак его силы и власти над этой землей. Я имею право наследовать ему!
— Потому князь тебя и ненавидит. Не нужен ты ему был.
Ингро подобрал куском лепешки остатки варева со дна горшочка.
— Мать, я хочу своего места. Мое место — в роду князя, это справедливо. Он мой отец, и все это знают. И я хочу своей доли. Мать, — слишком серьезный взгляд для четырнадцатилетнего, — я не хочу быть пащенком. Я хочу, чтобы у меня был отец. А тебе замуж нельзя — ты была девой Земли. Потому я и хочу, чтобы он меня признал.
Мать вздохнула.
— Был бы он без жены и детей — он бы признал. А так его жена никого не потерпит, потому как, сам знаешь, сын у нее один, другого родить все никак не может, одни девки.
— Трус и дохляк! — со злорадным удовольствием сказал Ингро.
— Вот потому тебя никогда и не признают и не возьмут в род, чтобы ты не стал ему поперек дороги.
— Пусть отец прогонит жену, — упрямо нахмурился Ингро. — Она злая дура. Все знают.
— Она дочь старого князя Волков и сестра нынешнего, она ублюдка не потерпит. В род возьмут — ты вождем можешь стать, а не ее сынок. Волки — сильный клан, это выгодное родство.
— Я стану вождем, — кивнул Ингро.
— Тебя раньше убьют.
— Меня? — Он поднял голову и уставился на мать круглыми желтыми глазами Сов. — Я священный сын. Кто меня убьет — тот сам умрет.
— Ну, значит, подошлют раба, а потом его прирежут… Сынок, зачем тебе княжий род? Выбери путь хэлгээрт, и все будет спокойно…
— Не хочу! Хочу быть воином, хочу получить все по праву крови! Оно у меня есть, и я знаю!
— Право-то есть. Защиты у тебя нет. И силы, чтобы свое право взять. — Мать сердито встала. Ингро почуял что-то не то в ее словах.
— Тебе что-то пообещали? — тихо спросил он.
— Твою жизнь, — тихо ответила мать.
Ингро упорно жевал лепешку. Мать опять нудит.
— Подожди до дня выбора Пути, — сказал он. Мать замолчала — видно, подумала, что согласен. Пусть думает. «Если и она против меня, то драться буду один».
После вешнего объезда Ахтанир гостил у князя Утайгиро ан-Иллаис, ибо так требовало вежество. Он прекрасно понимал, что принимали его с таким радушием и щедростью только потому, что опасались тано и надеялись, что после такого угощения князю скостят десятину и никого в Аст Ахэ не заберут. А тано в послании, что на словах передал Ахтанир — на словах, потому как мало кто из сильных людей знал грамоту — как раз намекал, что люди ему нужны.
«Этак скоро всех забирать начнет, одни хэлгээрт и останутся. И чем станут кланы? Чернью? Смердами? У кого сила, тот и князь, а пойди собери большую дружину, когда лучших забирают».
Молодой сотник прекрасно понимал мысли вождя, но старался сохранять невозмутимый вид. Он уже пять лет служил в Аст Ахэ и ни за какие коврижки назад не вернулся бы. Здесь было мерзко. Глупые, темные, мелкие люди. Но тано велит их жалеть. Пусть, тано знает лучше, но Ахтанир с удовольствием увел бы всех полезных людей в Аст Ахэ, а этих оставил бы здесь и не помогал бы им больше. Пусть себе живут, как могут.
Князь все подливал меду и что-то бубнил. Ахтанир молча улыбался, глядя на его красивую и злую жену,
