– Не делай из меня марионетку, Мэгги, – тихо вставил он. – Я буду действовать по своему усмотрению.
– Ты можешь поступать как знаешь. Но не забывай, что ты Девлин и должен доказать, что фамильная честь для тебя – не пустой звук.
– А, вот в чем дело! В нас заговорила старинная ирландская семейная гордость, да, Мэгги? – В голосе его звучал цинизм, смешанный с печалью. До чего же это все глупо! – Неужто такая чепуха имеет для тебя значение?
– Да, – пробормотала она. – Очень большое значение.
Она вспомнила вдруг отцовские долги и тот способ, которым ей приходилось за них расплачиваться. Припомнила презрение в глазах мужчин, этих безымянных выродков, которые давали ей деньги за полученное удовольствие. Она передернулась и перевела дыхание.
– Ты представляешь, во что обходится мне твоя квартира в Холланд-парке? А содержание усадьбы в Ирландии? Которая не продается ради твоих будущих детей! Интересно, сколько нынче платят ординатору в больнице?
– Маргарет, – холодно прервал он ее, – если бы я знал тебя хуже, чем знаю на самом деле, мог бы подумать, что ты меня шантажируешь.
– Моли Бога, чтобы мои предостережения не оказались реализованными, Патрик!
Он прочел в ее глазах ледяную решимость. Он больше не мог сдерживать себя.
– Черт с тобой, Маргарет! – заорал он. – Я не позволю так с собой обращаться! Плевать я хотел и на квартиру, и на усадьбу! И не смей мне угрожать, Маргарет! – Он двинулся к двери. – Сейчас же отсюда сматываюсь. Прежде, чем сделаю что-нибудь, о чем потом могу пожалеть. Да, кстати, найди себе другую няньку – Франческа едет со мной.
Леди Маргарет преградила ему путь и схватила за локоть.
– Никуда ты не поедешь, Пэдди! – Она вцепилась ему в рубашку и больно ущипнула. – И оставь в покое эту маленькую дрянь! Я тебе приказываю! Делай, что я велю! Иначе я с ней разделаюсь. Черт подери! Уж я устрою вам обоим веселую жизнь!
Он вырвался и пошел к двери.
– Слышал, что я сказала! Стой! Я приказываю!
– Приказываешь? Мне?
Это была последняя капля, переполнившая чащу его терпения. В слепой ярости он занес руку и с размаху ударил сестру по спине. Надо вырваться от нее, освободиться от этой глупой опеки.
Маргарет упала и больно ударилась о край дивана.
– Какого черта! Маргарет!
Лорд Генри вбежал в гостиную и склонился над лежавшей на полу женой. Потом бросил взгляд на Патрика.
– Вон из моего дома! Вон! Сейчас же!
Патрик постоял, сожалея о том, что натворил, потом повернулся и выбежал, громко хлопнув дубовой дверью. Леди Маргарет позвала его, но он не откликнулся.
Пытаясь стряхнуть с себя ярость, которая никак не желала уходить, он шагал по полю в сторону гор. Мыслей в голове не было – им владели только боль, гнев и глубокий стыд за то, что он ударил родную сестру.
Леди Маргарет не вставала с пола, ожидая, пока муж принесет воды. Ушиб был не страшный, ее беспокоил другой удар – впервые в жизни она чувствовала, что вот-вот потерпит поражение. Поражение в игре, ставкой в которой было самое главное в ее жизни.
Не для того она столько трудилась, чтобы дать ему ускользнуть, когда дело на мази. Она не позволит ему смыться за здорово живешь. Леди Маргарет поднялась и устроилась на диване, поджидая лорда Генри. Сейчас ей требовалась его помощь.
Франческа, разумеется, должна покинуть Лэрбек, причем немедленно, прежде чем Патрик вернется. В ее отсутствие с ним будет гораздо легче сговориться. Леди Маргарет взяла сигарету – третью за утро – и, щелкнув зажигалкой, прикурила.
– Маргарет! Ну как ты, душечка? – Лорд Генри принес стакан с водой и поставил на столик возле дивана. Она слабо кивнула.
– Ничего страшного, – негромко сказала она. – Я не больно ударилась, просто не могу прийти в себя от шока. Никогда не видела Патрика в таком состоянии.
– Да что же стряслось? – спросил он, нежно поглаживая жену по руке.
Она тяжело вздохнула и всхлипнула.
– Ну-ну, дорогая, успокойся, возьми себя в руки!
Почему-то его увещевания подействовали противоположным образом – Маргарет разразилась рыданиями. Слезы ручьем полились по ее щекам – что-что, а в таких инсценировках она здорово поднаторела.
– Пусть она уедет, Генри, – вымолвила Маргарет сквозь слезы. – Нельзя допустить, чтобы на глазах у детей так бесстыдно предавались разврату. И как только он мог допустить такое!
Лорд Генри заметно занервничал. Он терпеть не мог скандалов и женских слез, от чего быстро терял самообладание.
