– Да нет, никакой ошибки нету. – Он засмеялся и, не найдя платка, вытер лицо рукавом. – Ваш папаша мне разрешил. Вчера это было. Только он здорово набрался и, видать, позабыл вам сказать. Может, не захотел вас в постельке беспокоить. – Он подошел еще ближе. – Но он своего обещания не забудет. – Джованни знал, что долги Лено не дадут ему пренебречь словом, данным своему кредитору. – В общем, он меня на это дело благословил, Франческа.
Ей в лицо ударила волна винного перегара.
– Право, не знаю, смогу ли я…
Джованни коснулся горячим влажным пальцем ее щеки.
– Еще бы ты не смогла, крошка.
Он ущипнул ее за щеку и уронил руку, задев ее грудь. Девушка с отвращением отпрянула.
– Ладно уж, поговори со своим папашей, Франческа, а завтра ровно в семь я за тобой приду. – Он повернулся, чтобы идти к двери, и ей бросилось в глаза темное пятно от пота на спине Джованни.
– Значит, завтра в семь, – сказал он, открывая дверь.
Она растерянно смотрела ему вслед. Язык будто прирос к гортани.
Через мгновение, опомнившись, она кинулась к двери и закрыла ее на щеколду. На душе было муторно. Отец никогда не позволял ей ни с кем встречаться – и вот пожалуйста, обещал Джованни Монделло, этому отвратительному пьянчуге, игроку, неуклюжему увальню, что она пойдет с ним погулять. Франческа брезгливо вытерла ладонью кожу на щеке, которой касались пальцы Джованни. Нет, это невозможно. Нелепость какая.
Но тут она услышала скрип половиц от отцовских шагов, какие-то пьяные вскрики и поняла, что слова Джованни очень похожи на правду.
– Франческа! Франческа!
– Бегу, папа!
Она взбежала по лестнице. – Монделло уже был?
Она с трудом разжала губы.
– Да, – прошептала она. На пороге комнаты вырисовалась темная фигура отца.
– Не слышу, что ты там шепчешь! – Он медленно раскачивался, прислонясь к стене.
– Да, он… – Она откашлялась. – Он был здесь несколько минут назад. – И после паузы добавила: – Он сказал, чтобы я пошла с ним завтра погулять.
– Ну и хорошо. – Лено Никколи повернулся, чтобы уйти опять к себе в спальню. – Значит, пойдешь погуляешь, – бросил он через плечо. Он старался не смотреть на дочь: ее робкий взгляд и кроткий вид наводили на него тоску. Он захлопнул за собой дверь, и лестница погрузилась во тьму. Франческа вернулась в лавку. Прислонившись к прилавку, чтобы не упасть, она закрыла глаза. Ей было противно думать о Монделло, но страх перед отцом был сильнее всех других чувств.
3
В пять часов еще стояла дневная теплынь. Направляясь через площадь к кафе, что напротив церкви, Лено Никколи чувствовал спиной горячие лучи послеполуденного солнца; глаза слепили отблески солнца на каменных плитах. Рано наступившая жара не доставляла ему радости – и так голова раскалывалась с похмелья. Лено молча прошел мимо компании, рассевшейся на солнцепеке, вошел в кафе и сразу двинулся к стойке. Ужасно хотелось промочить горло.
– Лено! – без особого энтузиазма окликнул его хозяин. Никколи тут не слишком привечали, но ему было на это наплевать.
– Бутылочку бренди, пожалуйста.
Хозяин покачал головой.
– Извини, Лено, я тебя обслуживать не буду. – С этими словами он не торопясь отошел. От этого Лено Никколи одни неприятности. Жуткий тип.
Лено передернул плечом, вытащил из кармана пачку денег и бросил на стойку.
– Сколько я тебе задолжал, Маротта?
Бармен с интересом оглянулся.
– Сто двадцать тысяч лир. – Он не отрывал глаз от лежащих на стойке купюр, будто опасаясь, что они в любой момент могут исчезнуть. – Это твои, Никколи?
Лено кивнул. Он взял из пачки несколько бумажек и пододвинул их бармену.
– Бутылку бренди, пожалуйста.
Лено отошел от стойки и сел за боковой столик. Ну вот он и расплатился, теперь можно опять пить в долг. И некоторое время к нему будут относиться с уважением.
Наслаждаясь минутами покоя, Франческа сидела у открытого окна, слушая уличный гул, который так приятно наполнял однообразную тишину ее жизни. Последний луч солнца тонкой полоской лег на деревянный пол. Его тепло уютно согревало убогую унылую комнату.
На коленях у девушки лежала синяя коробочка, перевязанная белой лентой. Руки Франчески нежно теребили простенькую вещицу словно нечто драгоценное. Она открыла крышку. В этой шкатулке было собрано все, что осталось от покойной матери.
