Франческа послушно кивнула. Ей все еще не верилось, что это все происходит с ней самой.
– Я забыл, как тебя зовут, – сказал он. Дэвид уже принялся за следующий рисунок и говорил не глядя. – Не могу же я все время обращаться к тебе «девушка из агентства».
– Франческа.
– Ага, правильно. Так вот, Франческа, ступай вниз в кладовую и притащи сюда все манекены. Поняла? – И, не дожидаясь ответа, он добавил: – Ключ возьмешь у Тилли.
– Слушаю, мистер…
– Дейв! – буркнул он. – Единственный человек на свете, который называет меня «мистером Дейвом», – управляющий моего банка, а он самый распоследний сукин сын. Ясно? – Произнося эту тираду, он так и не удостоил ее взглядом, вырисовывая черным карандашом контур платья.
– Да. Дейв.
– Вот и хорошо.
Франческа поняла, что он уже забыл о ее существовании.
К обеденному часу Франческа уже так наработалась, что спину ломило, ноги ныли, а ступни в новых сапогах вспотели.
Она раз пятнадцать сбегала вниз-вверх по лестнице за манекенами и еще раз десять, чтобы отнести назад те, что не пригодились. Она дважды вымела пол, поняв, что отчистить его как следует ей не удалось бы до конца жизни, сварила на шестерых двадцать семь чашек кофе, половину из которых едва пригубили.
Дейв отпустил ее на обед лишь в половине третьего, до той поры напрочь про нее забыв, и она стремглав вылетела из студии, чтобы хоть ненадолго отдохнуть от шума и криков, которыми сопровождается процесс творчества.
Время передышки закончилось быстро, и Франческа вернулась в студию. После обеда она принялась приводить в порядок кухню, на которой каждый мог что-нибудь себе приготовить. Вскоре кухонька заблестела чистотой, и тогда Франческа переключилась на заваривание чая и беготню за бисквитами, а потом в третий раз подмела пол.
В конце рабочего дня Франческе удалось впервые на минуту присесть, и она удивилась, как быстро пролетело время. Просто в мгновение ока. Часы на стене показывали начало седьмого – и за целый день у нее во рту не было ни крошки! Только теперь она почувствовала сосущую тяжесть в желудке – есть хотелось смертельно.
– Пока, Франческа!
С ней прощалась Эвлин Уордли, портниха, которая уходила вместе с Тилли. Франческа приветливо махнула и улыбнулась, заметив, что в студии почти никого не осталось. Нагнувшись, она потерла пальцы ног в новых сапогах и подумала, нельзя ли и ей уйти домой.
– Франческа!
Она вздрогнула от неожиданности и, моментально забыв про уставшие ноги, бросилась туда, где работал Дейв.
Он внушал ей почтительный страх и глубокое уважение, поэтому в его присутствии она говорила едва слышным голосом.
– Ты все еще здесь? – Он задал свой вопрос, не подымая головы. Франческа облизала пересохшие губы.
– Да, я…
Он оторвал глаза от эскиза.
– Ты – что?
Она, онемев от робости, только пожала плечами.
– Тебе, моя дорогая, надо ехать домой, опустить ноги в таз с горячей водой и горчицей, а завтра не заставляй меня гнать тебя в шею. Как все сделаешь, так и отваливай. Поняла?
Она кивнула и, не оправившись от смущения, повернулась, чтобы идти.
– И, знаешь что, Франческа?
Она оглянулась.
– Ты сегодня здорово поработала. Спасибо, – без улыбки сказал Дейв и снова вернулся к своему занятию. Она тихонько взяла свои вещички и вышла из студии.
На улице она дала наконец волю своим чувствам. Хотя новые сапоги немилосердно жали, она вприпрыжку побежала к автобусной остановке, и на губах ее сияла блаженная улыбка.
Когда в восьмом часу она возвратилась домой, Джон готовил на кухне ужин.
– Привет! – Она принесла с собой дыхание свежего ветра и с разбегу чмокнула Джона в щеку.
– Привет, – отозвался он, глядя, как она сняла с себя пиджак и, аккуратно расправив, повесила на распялку.
– Ну, не томи, рассказывай, как дела.
