теперь нам всем предстоит хорошенько ради нее потрудиться. Возвращайтесь в Глинглок и сделайте все для его спасения, избегайте только бесчестья.
Перед тем как уйти, барон снова преклонил колено и почтительно поцеловал принцу руку. Решение принца, несмотря на провал его миссии, наполнило сурового барона гордостью и вновь утвердило в мысли, что его ученик станет великим королем.
После ухода барона Годфри принц перебрал оставленные им бумаги, словно пытаясь запомнить каждую подпись, каждую печать. После чего сжег их в камине. Он сел в деревянное кресло, стоящее у камина, протянул к огню ноги и некоторое время внимательно наблюдал за тем, как язычки пламени пожирали подписи и печати под смертным приговором его брата. Принц ни капли не лукавил, говоря о том, что на его решение повлияли отнюдь не родственные чувства. Их отношения с Карлом никогда не отличались особой теплотой. В детские годы старший брат просто не обращал на него внимания. Повзрослевшего Георга Карл возненавидел благодаря вырвавшимся словам их отца, который как-то прилюдно имел неосторожность выразить сожаление о том, что его наследником станет старший сын, а не младший. С тех пор жизнь Георга в присутствии старшего брата становилась невыносимой. Надев корону после смерти отца, Карл не излечился от своей ненависти, напротив, теперь он получил неограниченную власть над своим младшим братом, которой с большим удовольствием и воспользовался. Закончилось все тем, что через три месяца после коронации брата юному принцу пришлось покинуть Глинглок, спасая свою жизнь. Пять лет вдали от родины, в положении изгоя, могли сломать юношу, с детства привыкшего к роскоши и высокому положению. Но не таков был этот долговязый принц. От своих великих предков он унаследовал не только внешность, но и незаурядный характер. Перенесенные невзгоды лишь укрепили его душу, а годы, проведенные в спокойных раздумьях вдали от шумного королевского двора, приучили к терпению и выдержке.
Вот и сейчас, отвергнув возможность, за которую любой другой на его месте ухватился бы всеми руками и ногами, он был уверен в правильности своего выбора. Все годы, проведенные в изгнании на холодном побережье чужой страны, он посвятил размышлениям о природе королевской власти. Изучая по книгам и воспоминаниям годы царствования своего отца, бывшего образцом настоящего короля в его глазах, он пытался понять мотивы каждого его решения, истинные причины всех его поступков. И пришел к выводу, что ни его отец, ни его дед никогда не согласились бы на подобное предложение. Предложение, подрывающее устои королевства и королевской власти. Несмотря на все свои пороки, Карл Четвертый был законным королем, продолжателем великой династии глинглокских королей. Дворянство никогда не забудет запаха королевской крови и рано или поздно захочет пролить ее снова. Последствия такого решения могли быть губительны если не для самого Георга, то для его потомков. Все его предки тщательно культивировали в глинглокских рыцарях беззаветную верность к своим королям. Кровь короля – святыня в глазах его вассалов. Гибель короля – несмываемый позор для всех его воинов. Убить своего короля – вечное бесчестье для убийц и всех их потомков. На этом стоит и стоять будет нерушимость королевской власти. Существовала и еще одна веская причина. Георг отлично отдавал себе отчет в том, что, даже если он прикажет казнить убийц своего брата, которые сейчас являют собой цвет благородного сословия, дворянство никогда не простит ему этого приказа. Все его царствование будет омрачено убийством короля, и никогда ему не смыть со своих рук святую кровь своих же предков. Принять трон при таких условиях – просто недопустимо.
Георг всегда был честен с самим собой. Стать королем – его заветное желание. Но долг любого принца – ставить интересы родного королевства превыше всего на свете. Много бед во все времена приносили принцы, не знавшие или забывшие об этом своем долге. Прирожденным правителем может стать только тот из них, кто будет помнить об этом долге всю свою жизнь. Так было и так будет всегда, и долговязый принц, в отличие от многих всегда помнивший об этом своем долге, спокойно смотрел на пламя, пожиравшее бумаги, которые с легкостью могли принести ему заветную корону.
Прошло уже несколько часов с того времени, как могучий барон Годфри, покинув скромное пристанище глинглокского принца, отправился в обратный путь. А принц все еще продолжал задумчиво сидеть перед потухшим камином. Жаркий огонь, превратив опасные бумаги в пепел, постепенно погас, и от камина уже больше не веяло теплом, но принц в своей задумчивости не обращал на это ровно никакого внимания.
Старый слуга, служивший молодому принцу с самого раннего детства, беззвучно вошел в комнату. Он подобрал с пола упавшие со стола перья и аккуратно положил их на стол. Поправил подушки на диване и креслах и застыл посреди комнаты, терпеливо ожидая, пока принц сам обратит на него свое внимание. Георг наконец его заметил и, не оборачиваясь, тихо произнес:
– Жалко, что Седрик уехал. У него есть дар – наполнять жизнью даже самые мрачные уголки этого мира.
– Вы правы, ваше высочество. Вам бы весьма не помешало, если бы барон Годфри составил вам компанию, хотя бы на неделю. Это помогло бы вам развеяться. – В бесстрастном голосе безупречно вышколенного старого слуги нотки теплой заботы мог различить только принц, да еще, пожалуй, лишь двое-трое людей, знавших старика с давних пор. Верный слуга слегка заколебался, но все же решился добавить: – Мне кажется, если бы вы хотя бы намекнули, ваше высочество, барон не преминул бы задержаться.
– Эх, Бертрам, Бертрам, – глубоко вздохнул в ответ принц. – Ты же знаешь, на свете есть много обязательств, которые нам просто необходимо ставить впереди наших желаний. – Принц еще немного помолчал, погруженный в свои мысли, и лишь затем, спохватившись, спросил: – Ты что-то хотел, Бертрам?
– Лишь напомнить вам, ваше высочество, что наступило время обеда. Вам накрыть здесь или вы предпочтете обедать на свежем воздухе, ваше высочество?
Принц лишь на короткое мгновение задумался над ответом.
– Я не хочу обедать, Бертрам. Мне нужно подумать.
– Как скажете, ваше высочество, – бесстрастно кивнул слуга. И как бы между делом заметил: – Жалко, куропатки получились выше всяких похвал.
– Куропатки? – живо откликнулся на его слова принц, которому рыбное меню, несмотря на всю свою несомненную полезность, успело набить оскомину.
– Куропатки, ваше высочество, – бесстрастно подтвердил Бертрам, лишь в самом уголке его невозмутимых глаз на крохотное мгновение блеснул лукавый огонек. – Агирье, как всегда, поторопился, опрометчиво решив, что барон Годфри составит вашему высочеству компанию за обедом. И, опустошив свои сокровенные запасы, приготовил к обеду трех нежнейших куропаток с тушеными грибами под своим знаменитым сметанным соусом. Что же, придется его огорчить, надеюсь, куропатки не пропадут до вечера.
– Э-э-э, Бертрам… – Принц встал со своего кресла и подозрительно посмотрел на своего слугу, нет ли на его лице иронии или насмешки. Но лицо старого и опытного слуги выражало лишь готовность услужить своему принцу и хозяину. Успокоившись на этот счет, принц распорядился: – Я думаю, не стоит их томить до вечера. Пожалуй, я все же пообедаю. На берегу сегодня слишком мерзко, поэтому накройте мне здесь.
– Как вам будет угодно, ваше высочество.
Слуга почтительно склонился в низком поклоне. Его не волновало, что последние годы его жалованье урезанно почти до неприличных размеров или тот факт, что его хозяин больше не владеет огромными угодьями и находится в изгнании. Бертрам принадлежал к потомственной семье королевских слуг и прошел хорошую школу у своего отца и деда. Служить глинглокскому принцу было для него неслыханною честью, и он не уступил бы ее никому, даже если бы им с принцем пришлось влачить нищенское существование и просить подаяние.
Бертрам и Агирье были единственными из слуг, без раздумий последовавших вслед за своим принцем в изгнание. И все эти годы они верно служили своему хозяину, не думая о собственном достатке и почестях. Принц Георг не был неженкой и вполне смог бы на чужбине позаботиться о себе и сам. Но стоит ли говорить, что двое преданных слуг, помимо того что им удалось изрядно облегчить своему принцу быт, поддерживали еще и его душевную стойкость, одним своим присутствием напоминая королевскому изгнаннику о существовании бескорыстной верности.
Прошло уже без малого пять лет со времени изгнания их принца из родного королевства, а поклон Бертрама был по-прежнему тщательно выверен и до последних мелочей соответствовал дворцовому
