Неусыпное око

И у Тика не обнаружилось. И у Юнупура.

— Птеромик-В не поражает улумов, — сообщил Юнупур. — Он отказывается расти или даже просто погостить в их тканях. Пока что все сходятся во мнении, что эта зараза цепляется только к своборесам.

Все мы — полиция, прокторы и сопровождающие в ассортименте — собрались в палате люкс больницы Бонавентуры — маленькой ординаторской, которая экспроприировалась у персонала в те моменты, когда пациентам нужно было скрыться от прессы. Эта необходимость нависла над нами ныне со всей неотвратимостью: устрашающе огромная свора журналистов уже рыскала по коридорам больницы, озираясь в поисках новостной добычи.

Репортерам не были известны все подробности — полиция скрыла сведения, например, об андроидах-убийцах, — но слухи носились в воздухе тучами. Кстати, здравоохранительные чиновники решили, что общественности стоит объявить о возвращении чумы, чтобы все начали упиваться оливковым маслом. И конечно, наше правительство было обязано информировать посольство свободной республики о том, что нашлось тело Коукоу Ирану. Спустя буквально несколько минут каждый представитель посольства торговался с новостными агентствами, продавая свой рассказ тому, кто предложит больше денег.

(Когда я позвонила домой, Уинстон рассказал, что мне предлагали полмиллиона за «утечку» всей известной мне информации. Над этим мы сдержанно хихикнули, как адвокат с проктором, вслух пересказав друг другу статьи Уголовного кодекса, описывавшие наказания для членов «Неусыпного ока», злоупотребивших конфиденциальной информацией с целью личной наживы.)

И все же мы могли проскользнуть мимо репортеров, когда нам понадобится, — полицейские могли проложить нам путь сквозь журналистские орды. Вопрос был в том, что же будет дальше. Куда нам отсюда идти?

— Я теперь переквалифицируюсь в зрителя, — мрачно заметил Четикамп. — Это дело на многие световые годы превосходит мои полномочия — оно теперь все без остатка в руках федералов. Мне присвоят какое-нибудь отстойное звание типа «Бонавентурский специалист по взаимодействию», а весь смак расследования заберут себе федералы.

— То же и со мной, — сказал Юнупур. — Теперь за все отвечает Всемирное управление здравоохранения. А мне всего лишь «Особая благодарность» в отчете по вскрытию.

— В «Неусыпном оке» то же самое, — сказал Тик — В Бонавентуре сейчас пруд пруди старших прокторов, проверяющих все — от пожарных гидрантов до чайных листьев. — Он бросил на меня взгляд. — Прости, что приношу тебе дурные вести, Смоллвуд, но тебе дано новое задание: больше ты не будешь наблюдать за полицией. Следующие несколько недель тебе предстоит наблюдать за дорожной службой. За уборкой снега. За засыпанием рытвин. За чисткой коллекторов ливневой канализации. А раз я твой наставник, мне предписано сопровождать тебя при осуществлении этих первоочередных наблюдений. — Он криво улыбнулся. — По какой-то непостижимой причине другие прокторы не хотят, чтобы погруженный в дзэн псих их валкировал.

Мрачное молчание.

— Ну ладно, — сказала, в конце концов, Линн. — Так ли уж плохо, что в этом задействованы и другие люди? Никому не понравится, если его бортанули, но нет смысла отстаивать свою местечковость. Эти новые ребята — профессионалы, да ведь? Я бы чертовски хотела надеяться, что это так.

Она оглядела всех в комнате, ожидая, не станет ли кто возражать. Все молчали. Те, кто будет работать вместо нас, — кто уже приступил к работе, пока мы были в карантине, — уж точно окажутся лучшими. У наших правительственных учреждений была прорва недостатков, но иногда они могли отбросить все свои политические игрища с искренней готовностью и быстро. И если бы они не восприняли эту ситуацию со всей серьезностью, то «Око» обхаживало бы их до тех пор, пока они не образумятся: пока не будут назначены высококлассные специалисты, которых наделят необходимой властью и которым отведут все нужные ресурсы для должного решения проблем.

— Да, конечно, — наконец отозвался Юнупур. — Это работенка для экспертов. В конце концов, что я знаю об экзотических заболеваниях? Ноль. А я склонен приходить к безумным выводам.

— Каким безумным выводам? — в ту же секунду спросил Тик, — Что за мысль первой пришла тебе в голову?

Он был большим поклонником интуитивных ощущений.

— Ну — Казалось, Юнупур смутился. — Я продолжаю воображать, что этот вирус сфабриковали искусственно. Ну, сами знаете — бактериологическое оружие.

Напряженная тишина. Потом прокашлялась Фестина.

— Почему ты так решил?

— Просто… Я не понимаю, как он мог развиться естественным путем. Я имею в виду этот инкубационный период длиной в шесть месяцев, когда вы заражены, но симптомов не наблюдается. Не выглядит ли это слишком удобным? Будто кто-то хотел заразить целую нацию, пока врачи ничего не заподозрили. Потом происходит вспышка болезни, и зараженные умирают через восемь — двенадцать недель, без всяких исключений. Это тоже весьма настораживает. Природные микроорганизмы не продвинутся слишком далеко, если они убивают своих носителей. Это как поджигать свой собственный дом — особенно для микроба, живущего только на одном биологическом виде. Природные микроорганизмы лучше приживаются, если не убивают своих носителей насовсем… как минимум позволяют им умирать медленно, заражая друг друга все время, пока больны… Но что действительно поставило меня в тупик, — продолжил Юнупур, — это то, как зараза перекинулась с улумов на своборесов. Было бы не столь подозрительным, если бы птеромик-В заражал обе расы, таково обычное поведение микробов — постоянно расширять круг своих жертв. Но зачем ему незамедлительно прекращать заражать улумов? Это антипродуктивно с точки зрения эволюции. — Он нахмурился на миг, а после улыбка, словно пробившись сквозь тучи, снова осветила его лицо. — Вот видите? Я явно не создан для работы по изучению заболевания. Эпидемиолог мог бы просто сказать, что произвольные мутации могут иметь непредсказуемые последствия. У микробов нет твердого намерения мутировать. Изменения просто происходят. Так бывает. Случайность. Крошечный сдвиг в ДНК может иметь огромное влияние на реальное поведение, но осознанного плана за этим не стоит.

Я взглянула на Тика. Как я и ожидала, он впал в глубокую задумчивость. Никогда не говорите ему, что у микробов нет осознанного плана.

Наш уход из больницы получился похожим на танцевально-песенный номер из какого-нибудь масштабного мюзикла. Роли исполняли: полиция, прокторы, Фестина и Линн плюс толпа буйных личностей, которых стоило бы упомянуть в титрах как волчья стая СМИ.

В танце были заняты: фаланга полицейских, окружившая исполнителей главных ролей (включая краснеющую блондинку-старлетку Фэй Смоллвуд), — все они пробивались вперед сквозь батальон журналистов, теснивших друг друга, отвоевывающих место каждый для своего микрофона, своей камеры, своих драгоценных распрекрасных физиономий, своих резко очерченных упрямых подбородков.

Песня прозвучала так: кто, что, где, когда, почему, можете ли вы подтвердить, правда ли это, отрицаете ли вы, слухи гласят, без комментариев, без комментариев, без комментариев. О, у общества есть право знать… А в титрах, бегущих внизу, говорится: «Пресса сдохнет, но добудет информацию, она победит».

Победить. В этом было все дело. Набрать очки в некой игре, которая занимает только репортеров. Добыть цитату, зубами вырвать высказывание, выкупить ценный фотоснимок. Заполучить сенсацию в противоположность добыванию новостей, что уж точно не грозило им там, где проходили мы. Другие теперь отвечали за важные вещи; все мы, кто находился в больнице, были удалены от эпицентра событий аж на целый день.

Нашли ли Майю? Мы не знали. Были ли другие своборесы заражены чумой? Этого мы тоже не знали. Разрешил ли кто-нибудь загадку того, откуда появились андроиды, как их перепрограммировали или что делал в шахте Ирану? Все это были важные вопросы, и кто-то занимался их расследованием… но не мы.

Нас оттеснили. Меня задвинули на инспектирование колдобин. Тогда почему люди так яростно боролись за возможность щелкнуть меня фотоаппаратом? Я была всего лишь недоумком на вторых ролях, проктором-неофитом, которого справедливо заменили более опытными парнями, как только «Око» осознало, насколько высоки ставки.