Рамос вдруг растеряла всю решимость. Вместо этого она смогла только пробормотать:
— Понеси, пожалуйста, фонарик, — и протянула его мне.
Передала мне фонарь, прах ее побери. Отдала мне на откуп принятие решения.
Какие же мы обе были распоследние трусихи! Я знала, что мне нужно просто подхватить ее на руки, там же и тогда же.
— Боже, — наконец сказала я, — у нас полно дел, — и грубо пихнула фонарик обратно ей в руки.
— Правильно, нам лучше поспешить. — Она глянула на меня искоса. — Занять себя чем-нибудь. — И снова отвела от меня взгляд. — Нужно посмотреть, не припрятано ли тут чего-нибудь.
Еще секунду она просто смотрела на фонарь в своих руках. Потом она высоко его подняла и повела меня вниз по туннелю.
Через сто метров мы наткнулись на первый рудный завал. Часть свода обрушилась, завалив туннель массой почвы и камня. Все эти обломки были отброшены к краям туннеля, оставляя свободную тропу посередине.
Я задержалась, чтобы поддеть кусок обваленной породы носком ноги. Любая девчонка, выросшая в Саллисвит-Ривере, знает о руде и породе почти все. Каждая крупица этого камня выглядела как гранит, но в целом его структура была слишком однородной, без единого изъяна, который всегда найдется в реальной изверженной породе. Шестое чувство подсказывало мне, что этот камень искусственного происхождения — отлит как бетон, а после подвергнут светоотверждению.
Странно, если задуматься об этом. Если здесь шахта, то зачем облицовывать стены искусственным камнем? Разве шахтам не полагается самим по себе быть каменными? И опять же, здешняя порода должна залегать глубже, чем щит Великого Святого Каспия… так что эту часть туннеля, возможно, было необходимо укрепить дополнительно, пока туннель не углубится до твердой породы.
Могло быть и так. Но казалось очень уж притянутым за уши.
По пути нам попадались и другие завалы, некоторые протяженностью в несколько метров, некоторые просто как кучка камней. В каждом была прочищена тропка, чтобы мы могли пройти легко, как по красной ковровой дорожке: поработали Майя и Ирану, а скорее, их роботы. Здесь и там были поставлены подпорки для поддержки некоторых участков свода шахты: в тех местах, где в псевдограните наблюдались тонкие черные трещинки разломов.
Я никогда не видела таких трещин в заброшенных шахтах вокруг Саллисвит-Ривера. Но опять же, на Каспии нам ни фига не везло с землетрясениями. Я ничего не знала именно про Маммичог, но весь континент Арджентия был известен как сейсмически активный, так что неудивительно, если в этой шахте временами случались обвалы.
Мы шли довольно долго и наконец, оказались там, где идущий под уклон пол туннеля образовывал широкое горизонтальное помещение, похожее на то, в котором мы нашли Коукоу Ирану. Ржавое барахло было разбросано по полу как собачье дерьмо — просто валялось, никому не нужное, хотя археологи, наверное, подобрали бы его как ценные предметы старины. В худшем случае Майя должна была бы оставить мелом на полу разметку расположения каждого предмета. Но нет. Ни единого знака ее внимания к хламу на полу.
— Посмотри туда, — тихо проговорила Фестина, указывая фонариком-жезлом в дальний конец помещения.
Еще один завал в туннеле — на этот раз обвалилась часть стены. Через открывшийся разлом было видно другое помещение — темное, слишком далекое, чтобы его осветил фонарик. Я не могла не отметить, что в пределах видимости двери между помещениями не было. Если бы не осыпалась стена, то входа не оказалось бы вообще.
Очень занятно.
Фестина подошла к пролому в стене. Здесь обвал тоже был расчищен, и свободного пространства хватало для входа.
— Стойте! — проорала она внутрь помещения. — Вы вызываете у меня аллергию!
— Ты что-то заметила? — спросила я.
— Нет. Но зачем рисковать впустую?
Она просунула кончик фонарика-жезла сквозь пролом. С другой стороны стояло трио андроидов с гелевыми ружьями наперевес.
Быстрее молнии Фестина бросила фонарь, метнулась в сторону, перекувырнулась и снова вскочила на ноги, раскачиваясь, как кикбоксер в режиме полномасштабной обороны: защитная стойка, подбородок опущен, тело расслаблено. Моя собственная реакция сильно не дотягивала до такого драматизма — я просто отпрыгнула в сторону, чтобы не попасть на линию огня из пролома.
Ждем. Фонарик покатился по полу, за ним вслед запрыгали тени, пока фонарик не добрался до кучи камней, слегка откатился обратно и замер.
Роботы безмолвствовали.
Я медленно выдохнула.
— Хорошая была мысль, я имею в виду аллергию.
Адмирал разжала кулаки.
— Да, — согласилась она, поднося руку к щеке. — А то хороший плевок кислотой в лицо не пошел бы на пользу моей коже.
— Не стоит так трепетно относиться к своей щеке — нет в ней ничего настолько страшного, чего не поправил бы хороший страстный поцелуй. — Приятно было наконец-то высказать это вслух. Я наклонилась и подняла фонарик. — Теперь давай посмотрим, что здесь интересного.
Андроиды отключились точно так же, как и те, в Саллисвит-Ривере: стояли, словно истуканы, скованные буквально за полсекунды до выстрела. Мы проскользнули мимо них, избегая даже слегка прикоснуться из опаски, что они могут снова проснуться.
Еще роботы, только не человекоподобные. Их тела были пухленькими эллипсоидами, формой и цветом точно как арбузы, только ростом почти с меня. У них не было головы как таковой, но верх их арбузных торсов был усеян ямками и лунками, которые, как я предположила, были вместо органов чувств — глаза смотрели кругом, на 360 градусов, плюс дырки, которые могли оказаться ушами или ноздрями или же дыхательными отверстиями. У них были тонковатые ноги, костлявые и мускулистые, как у страуса. Что до рук, то у каждого было их по три пары, длинных и вытянутых, паучьих, покрытых жесткими ворсинками, которые могли служить рецепторами или колючками для защиты.
Откуда я знала, что они роботы? В пределах освещенного пространства было четыре такие твари, и у всех кое-где облезла шкура — часть руки без кожи, кожные лоскуты, свисающие с тела, нога с разодранной в клочья шкурой. Под этой оболочкой скрывались металлические сгибающиеся мышцы, каркас, шарикоподшипники, оптоволокно… зловеще похожие на те, что я уже видела на насосной станции № 3, когда гелевая кислота разъела оболочку андроидов до внутренностей.
Я шагнула к ближайшему из арбузов. Фестина схватила меня за руку и со всей силы дернула назад.
— Не тронь. Природный химический состав их кожи ядовит для человека. Нервотоксины.
— Тебе знаком этот вид?
Она кивнула.
— Это гринстрайдеры.
— Никогда про таких не слыхала, — сказала я.
— Флот устанавливал контакт с их народом пару раз. Недружелюбный народец: наглые захватчики земель, опасно алчные. Хуже хомо сапов, хочешь — верь, хочешь — нет. Несколько лет назад Лига Наций аннулировала их сертификат как разумной нации: каждое космическое судно страйдеров было арестовано до тех пор, пока они не научатся мирно уживаться с остальными.
— Так что они делают здесь? — спросила я.
— Они, по-видимому, прибыли еще до объявления Лигой эмбарго. Некогда страйдеры повсеместно организовывали колонии в этом секторе галактики, но их поселения зачастую вымирали — они поубивали друг друга в гражданских войнах. У страйдеров неистовая привязанность к ареалу обитания, а контролировать ее они редко считают нужным.
— Это подвид роботов?
