Неусыпное око

теперешней; если бы страйдеры развоевались вовсю, со взрывами ядерных бомб, с ядовитым газом, стелющимся словно туман, Дэмот объявили бы неразумным: никому не дозволено было бы покидать его или приезжать на него, полная блокада и эмбарго.

Этой угрозы было достаточно, чтобы удержать военные действия на уровне «вежливости»… Но не будем делать вид, что кровь так и не пролилась. Саботаж может убить. Сочувствующих, заподозренных в ненужной лояльности линчевали. Рейды становились все более жестокими. В то время как машины вымирали одна за другой, соседи вторгались друг к другу в поисках пищевых синтезаторов, все еще способных вырабатывать протеин.

Мерзкое зрелище… но не для Кси. Она просто находила это интересным: как наблюдение за битвами муравьев, муравейник на муравейник; жестоко, но не важно. За все годы, что она впитывала, как губка, эмоции страйдеров, она все же не начала отождествлять себя с ними. Они были животными — стояли неизмеримо ниже нее, они не считались. Даже если Лига Наций считала вид страйдеров разумным, на Дэмоте они вели себя противоположным образом: убивали друг друга, едва заботясь о поводах для убийства, верили, что их мелкие ссоры что-то значили. Если тот тип из страйдеров, которым она пользовалась как «попуткой», горевал о павшем товарище или приходил в ярость от того, что его клан деградировал до низкотехнологичного варварства… ах, ну неужто это не мило и забавно — то, что они воспринимают себя всерьез?

Ее возлюбленный смотрел на это иначе. Парень был совершенно лишен чувства юмора, а потому действительно пытался остановить развлекуху, да еще и омерзительным до тошноты способом. А дело вот в чем: павлины могли не только пассивно ездить на «попутках», а много больше. Они могли фактически слиться со своими хозяевами. Союз сознания, два мозга как единое целое проживали в унисон всю жизнь хозяина «попутки». С того момента, как павлин завершал внедрение, он уже не мог покинуть своего партнера-страйдера, не убив его.

Для Кси все это слияние было, словно попытка станцевать вальс с обезьяной. Неприличным. Нечистым. Но другой павлин, мой павлин, не отрекался от пошлости, когда это было необходимо — он выбрал лидера сильнейшей из фракций и устремился в его сознание, чтобы с ним слиться. В итоге получился тайный симбиоз: внешность полностью принадлежала страйдеру, но внутри наполовину был павлин. Два мозга стали одним… и павлинья половина была намерена прекратить гражданскую войну.

От этого Кси затошнило. От этого Кси обуяла ярость. Это исторгло из груди Кси вопль ослепляющей ревности.

Ее любовник — душа ее души — сплетался сердцем и мыслями с низшим существом, с животным. Отвратительно. Мерзко. Оскорбительно.

Как многие ревнивые влюбленные до нее, Кси решила отплатить тем же: сама бросилась с головой в разврат. Но она не искала продуктивного рабочего союза; ей нужен был кто-то, кого можно было изнасиловать и использовать. Кси выбрала лидера противоположной фракции и вчистую изничтожила мозг страйдера, вжившись в него полностью. Бедолага и не понял, как оказался за гранью безумия. А потом она стала использовать его тело и его клан для осуществления мести.

Не стоит и говорить о том, что Кси была безбожно умна по сравнению с жалкими умишками страйдеров. Сложнейшие технические задачи были для нее детской игрушкой… типа создания наиболее смертоносного биологического вещества, которое она могла измыслить. То было не просто биовещество, а бактериологическая фабрика: облако нанитов — микроскопических, невидимых, — способных проанализировать организм, потом вывести микроб, идеально приспособленный для привнесения в этот организм медленной и неминуемой смерти.

Поняли? Бактериологическая фабрика — центральное птеромическое бюро. Мать всех эпидемий.

Страйдер, служивший попуткой для моего павлина, действовал из бункера на Великом Святом Каспии. Кси отправила туда свою бактериологическую фабрику — микроскопический отряд нанитов, стремящихся сеять болезнь. Фабрика нашла страйдера, проанализировала биохимию бедного ублюдка и тут же выискала вирус-убийцу. Как отметил Юнупур, микроб был сконструирован так, чтобы распространяться везде и повсюду: длительный инкубационный период, когда носители были уже заражены, но симптомы еще не проявлялись. Этот вирус заразил всех в бункере павлина, а тот так ничего и не заметил.

Но.

Павлин трудился во имя восстановления мира на Дэмоте. Это означало отправку представителей на переговоры. Дипломатов. Людей, несущих предложения о перемирии.

Людей, также несущих чуму. Заражающих клан за кланом.

Версия чумы для страйдеров поражала их скелетную структуру — именно ее бактериологическая фабрика определила как наиболее уязвимую часть. Медленно, очень медленно и неуловимо кости начинали усыхать. Костные клетки просто прекращали восстанавливаться, не заменяя друг друга. Страусиные ноги становились все худее, пока не ломались, как спички. Можно было просто согнуть палец, и этого было достаточно, чтобы тонкая паучья лапка оторвалась и рассыпалась на кусочки: напряжение передавалось от пальца к кисти, потом локтевому суставу и так далее до плеча, и все с тошнотворным хрустом отламывалось.

Легкие и диафрагма у страйдеров размещались на костях, используя их для усиления своего действия на вдохе. И как только эти кости превращались в труху — бездыханность.

Итак, страйдеры начали умирать. Оставались обмякшие трупы, которые скоро разлагались в пыль и чернозем. Не до скелетов там было, так что будущим археологам, считай, ничего не осталось для изучения.

Уже давно было поздно что-либо предпринимать, а павлин только осознал, что произошло — кого нужно было винить за чуму, очистившую Дэмот от страйдеров. Он так и не смог разработать лекарство, но ему хватило времени расквитаться с бывшей возлюбленной.

Отомстить? Или просто запереть от всех как бешеную собаку? Ни Кси, ни я не знали, действовал ли павлин в гневе или в горести. Но он действовал. Он сделал десятки якорей. Он выследил Кси до Маммичога, до этого бункера, где она все еще жила, слившись со своим попутчиком-страйдером. Он напал на нее из засады, пленил и ушел оттуда, даже не оглянувшись.

Ее темница была чем-то большим, чем кольцо якорей, пришпиливающих ее к одному месту. А то, что мы сочли обелиском, на самом деле являлся компьютером, спроектированным так, чтобы истощать собственную энергию Кси. Компьютер контролировал бригаду нанитов, служивших тюремщиками — поддерживавших якоря в полной исправности, улавливавших солнечную энергию извне и приносивших их Кси в качестве пищи. (Это и был источник света в камере Кси: наниты выпускали из маленьких пастей впитанный на поверхности свет.)

Но компьютер обеспечивал больше, чем прочность стен темницы. Мой павлин был милосерден к своей возлюбленной и дал ей своего рода «попутку». Безопасную. Она могла заселить собой компьютер, могла использовать его для связи с другими цифровыми разумами по всей планете, но его запрограммировали на противостояние ее полному контролю. Кси не могла отменить функции, которые держали ее взаперти, только отвечать на внешние запросы, но не выступать с инициативой самой. Даже после того, как планету заселили улумы, даже при наличии у прокторов имплантированных связующих кристаллов Кси не могла никого попросить освободить ее. Компьютер-обелиск просто не передавал подобных инструкций. Он положил конец любым ее рассказам о ее положении, пока я не задала прямой вопрос. Но он не мог заставить ее не горевать о своем заключении. И он не удержал ее от раскаяния. Даже бессмертный может измениться за долгие три тысячи лет. Особенно за те три тысячелетия, когда она селилась в «низших существах»: сначала в страйдерах, потом, позже, в улумах и наконец, в хомо сапах.

Кси научилась истинному взаимопониманию. По меньшей мере, так она мне сказала.

Она горько сожалела о смертях, причиной которых стала. Она больше не представляла ни для кого опасности и хотела всего лишь помочь.

И она хотела выйти, выйти, выйти, выйти, выйти. Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, освободите ее, освободите ее.

В это мне, по крайней мере, было совсем нетрудно поверить.

— Ты, знаешь, что Кси не может покинуть Дэмот, — сказала Фестина после того, как я закончила