нужно было где-то отсидеться в течение часа, там, где мы не заразим других людей, но я сомневалась, что мы проведем там всю ночь. Я отрапортую, как только мы отгородимся от здоровых людей. Чиновники здравоохранения понабегут и с криками упекут нас в изоляционный бокс, а после сожгут все, к чему мы прикасались в гостевом доме. Зачем создавать им необходимость стерилизовать два номера, если мы с Фестиной можем обойтись и одним?
— Один номер, — повторила дежурная. — С удовольствием. Записать его на счет «Неусыпного ока»?
— Пускай заплатит Адмиралтейство, — ответила Фестина, — я обожаю заставлять их оплачивать мои расходы.
Я растянулась на постели перед тем, как составить рапорт. Почему бы не устроиться поудобнее?
— Это может занять некоторое время, — сказала я Фестине. После чего закрыла глаза и подсоединилась.
Центр опеки, пожалуйста. Срочное сообщение.
Прием подтвердили незамедлительно, и даже за секунды этого кратковременного контакта я почувствовала разницу. На другом конце связующего кристалла не чувствовалась ничья личность — просто бездушная машина. Кси улетела; мировой разум потерял свою душу.
Бедный Тик. Бедный одинокий полоумный старше Он уже никогда не услышит хихиканья нанитов.
Сначала сообщение властям здравоохранения с предупреждением о том, что в Маммичоге запущен часовой механизм бомбы. Мировой разум сказал мне, что бригада медиков уже забрала О-Года и поспешала обратно, но до места они пока не добрались. Не осталось времени, чтобы предупредить их о птеромике-С, штамме для хомо сапов. Но в любом случае они действовали согласно инструкции для высокозаразных заболеваний из-за О-Года; да, было бы неплохо сказать им, что они могут являться переносчиками человеческого заболевания, но погоды в их нынешней деятельности это особо не сделает. Они и так уже рисковали.
Что же до Майи… Тик отрапортовал о ее бегстве, и полиция уже начала прочесывать миллион гектаров джунглей в поисках нашей пропажи. Мировой разум оценил шансы обнаружить ее в пять процентов, но если они ее найдут, то теперь им известно, что с ней нужно обращаться как с переносчиком чумы.
Я могла себе представить, в какой экстаз от этого придут полицейские. Подозреваемая в убийстве бомбометательница, переносящая смертельно опасный микроб, летит над безлюдными джунглями. Они подвергнутся сильному искушению размазать ее глиссер по паре гектаров зарослей, оставив волнения о возможных лесных пожарах на потом. Через мировой разум я передала полиции требование взять Майю живой; нам нужно было спросить ее, где она побывала, где могла распространить заразу.
Глубоко в душе, однако, я знала, что уже слишком поздно. Майя и Чаппалар выходили несколько раз вместе в свет — в бонавентурские рестораны, ночные клубы. Чума уже шла по жизни маршем, и кто знал, сколько путешественников увезли ее с Великого Святого Каспия, разнося по всей планете?
Мне захотелось позвонить горничной и заказать в номер корицы.
Стук в дверь. Фестина поднялась и села в постели от удивления.
— Ты кого-то ждешь?
— Нет.
Фестина вытянула из кобуры станнер.
— Кто там? — Я соскочила с кровати и попятилась в угол, прячась как можно дальше от радиуса поражения пистолета.
— Проктор Смоллвуд? — спросил оттуда незнакомый голос. Мужской.
— Она не может никого принять, — ответила Фестина. — Уходите.
— Я займу всего минуту ее времени, — сказал незнакомый мужчина. — Прошу вас. Дежурная заверила меня, что я не помешаю.
«Дежурной стоило бы заняться своими делами», — подумала я и спросила:
— Кто вы такой?
— Ясбад Ирану. Я понял так, что вы были там, где нашли моего сына.
Фестина посмотрела на меня. Я — на нее.
— Ты веришь в совпадения? — прошептала я.
— Да. Но только если они происходят с кем-то другим. — Она повысила голос. — Вы из свободной республики? Вы дивианин?
— Я своборес, — ответил Ирану. — Я надеюсь, вы не обратите мою расовую принадлежность против меня?
Ну, мы хотя бы не могли его заразить.
— Мы должны выслушать, что он хочет нам сказать, — прошептала я Фестине. — Хотя бы чтобы посмотреть, что за игру он ведет.
— Ты права, — вздохнула она. — Впусти его. Но я оглушу его тут же, как только он попытается выкинуть какой-нибудь фокус.
Ясбад Ирану был очень похож на собственного сына, кроме того что Ирану-старший не лежал мертвой обмякшей грудой. Он был хорошо одет и нагл, как задница павиана. Рожденный в высшем обществе и самодовольно и слепо уверенный, что заслужил свое положение сам.
Его макушка была мне едва по грудь, но он носил красный цилиндр, верх которого был уже на уровне моего носа. Красный был цветом траура для своборесов — они это связывали с кровью. Шляпа могла также служить символом скорби, но, на мой взгляд, это был просто трюк самодовольного ничтожества, стремящегося казаться высоким.
— Добрый вечер, — изрек он, входя в комнату, затем протянул мне руку, но я покачала головой.
— Лучше не стоит, — сказала я ему. — Мы с подругой обе заражены. Болезнь поражает только людей, но все же…
Его рука замерла, потом он ее отдернул. Он поднырнул под мою руку, которой я все еще удерживала дверь открытой. Я закрыла дверь.
Ирану посмотрел на стоящую поодаль Фестину. Она держала станнер, нацеленный ему в лицо.
— Вы адмирал Рамос? — спросил он.
— Вы обо мне наслышаны?
— Ваше имя появлялось в отчете, который Дэмот направил в наше посольство. Тот отчет, в котором описывалось, как вы нашли тело моего сына. — Он снова обернулся ко мне. — Это произошло недалеко отсюда, не так ли?
— Довольно близко, — ответила я. — Вы хотите поговорить о своем сыне?
— Конечно. — Он жестом указал на кресло. — Вы позволите?
Ни Фестина, ни я ему не ответили. Но он все равно уселся.
— Я хотел бы узнать все, что вы можете мне сообщить о Коукоу.
Ирану-старший скрестил короткие ноги спокойно и непринужденно — одно из хорошо отрепетированных движений, которые разучивают чужаки, пытаясь имитировать движения, хомо сапов, потому что они считают, что это произведет подсознательное хорошее впечатление. В исполнении свобореса скрещивание ног выглядело смешно и неизящно.
— Когда я узнал новости, — продолжил Ирану, — я сразу же приехал на Дэмот, чтобы увидеть место его смерти. Я спрашивал всех в том доме, где он останавливался, знали ли они хоть что-нибудь о последних днях Коукоу, но ничего не узнал, пока дежурная не сжалилась и не сказала мне, что вы обе только что прибыли.
Это заставило меня задуматься, сколько Ирану пришлось заплатить за эту конфиденциальную информацию. Во сколько наш богатей оценил дежурную? Он, видимо, выгодно купил ее сговорчивость давно и оптом — посулил пригоршни денег за любые крохи информации, которые она донесет до него. И она сдала нас в ту же секунду, едва мы заселились.
— Какую информацию вы хотели получить? — спросила Фестина.
— Официальный рапорт был таким безликим, — Ответил он. — Из подобных бумаг никогда всего не узнаешь. Я хочу знать все, что могло быть опущено. Любая мелкая деталь может быть дорога отцу…
