На лице Брукса появилось недоверчивое выражение.
– Они никогда не пойдут на это, – сказал он. – Прокатчики не решатся пойти на конфликт со студиями.
Куик бросил на него холодный взгляд. Все знали, что многие годы он сражался с руководством киностудий не на жизнь, а на смерть. Бунгало номер один в отеле «Беверли-Хиллз», которое Куик превратил в свою штаб-квартиру на Западном побережье, вызывало страх и ненависть у тех, кто принадлежал к киноиндустрии, настолько, что многие объезжали его дальней дорогой из боязни, что кто-нибудь может их увидеть у бунгало Куика и решить, что они встречались с ним.
Многие годы Куик носился с идеей снять такой значительный, такой кассовый и такой интересный для зрителей фильм, что лидеры киноиндустрии будут вынуждены принять его в свои ряды. Этот план, который он периодически пытался претворить в жизнь, каждый раз проваливался, потому что главы киностудий, которых Куик хотел уничтожить, контролировали прокат и были достаточно осторожны, чтобы не давать Куику в руки нож, которым он мог перерезать им горло. Теперь он, кажется, выработал план, как обойти их и представить свой фильм непосредственно публике, если ему когда-либо удастся его снять.
Брукс помрачнел и не без причины. Как близкий друг Куика он не мог отказаться работать с ним; как зять Лео Стоуна, получавший большую выгоду от существования киностудий, он приходил в ужас от тех последствий, к которым это могло привести, начиная с того, что скажет Натали.
Что касалось Вейна, то он был актером и иностранцем – власть и сложная политика киностудий его не интересовали. Нельзя было сказать, что он несерьезно относился к игровому кино – ни один актер не мог такого себе позволить – но все же он считал его второстепенным приложением своему таланту.
Здесь он овладел многими приемами, но фокус заключался в том, чтобы применить эти навыки к чему-то стоящему, как он говорил Марти – снять фильм по Шекспиру или другому великому театральному классику. Директора киностудий не хотели даже говорить об этом, но Куик был в какой-то мере более сложной личностью и в глубине души жаждал «качества». Именно это заставило его поддержать Вейна, когда он предложил повезти «Ромео и Джульетту» на гастроли по всей стране, чтобы показать классику американскому народу. Вейн знал, что Куик любит рисковать, мечтает о славе. Он был убежден, что талант Куика в организации шоу-бизнеса привлек бы и Шекспира, который сам жил в эпоху, когда травля быков собаками и паноптикум существовали бок о бок с театром.
Вейн угрюмо смотрел на шумящую вокруг него вечеринку, которая прибавит еще двадцать пять тысяч к его долгу. Площадка была заполнена танцующими. Люди, казалось, веселились от души, что редко бывало в Голливуде. Создавалось впечатление, что жизненная энергия Фелисии и ее красота побуждали гостей проводить время в свое удовольствие. Она умела заставить даже самого скучного из гостей почувствовать себя остроумным и очаровательным. Когда Фелисия выступала в роли хозяйки, самые заурядные дамы расцветали как настоящие красавицы, уродливые мужчины становились привлекательнее, люди, которые никогда не улыбались, начинали рассказывать забавные истории.
Фелисия расходовала свою энергию, будто обладала неисчерпаемым ее запасом, бездумно тратила ее на посторонних людей, на слуг, на разные мероприятия, тогда как Вейн давно научился беречь свою и тратить ее только на работу. Снова и снова он объяснял ей, что любой актер или актриса обладают ограниченным запасом энергии – или лучше сказать, чувства – и весь процесс актерской игры заключается в том, чтобы направить эту энергию непосредственно на персонаж, который ты играешь. Великие актеры – а их рождается один-два на целое поколение – расходовали свою энергию рационально, как атлеты, экономя ее для наиболее важных моментов. Для атлета это был прыжок в высоту или рывок перед финишем; для актера – монолог Гамлета, обращение Лира к стихиям природы, звериный крик Эдипа, когда он понял, слишком поздно, что боги сделали с ним.
Вейн следил за Фелисией, как она переходила от одного партнера к другому, смеялась, улыбалась, посылала воздушные поцелуи и танцевала все быстрее и быстрее, как будто не могла остановиться и отдохнуть… Единственный способ укротить эту энергию, подумал Вейн, как можно скорее вернуть ее к работе, к такой, которую они могли бы делать вместе, чтобы она находилась у него под присмотром. Вновь ввязываться в авантюрный проект Марти Куика было бы ошибкой, решил он.
– Боюсь, это не для нас, Марти, – сказал он. – Извини.
Сопротивление, даже самое вежливое, всегда возмущало Куика.
– О чем ты говоришь, черт побери? – рявкнул он.
– Фелисии нужна роль, которую она могла бы сделать без лишнего напряжения. Простой, тщательно продуманный фильм вроде «Повести о двух городах» с серьезным режиссером и строгим графиком съемок.
– Ты рехнулся, Робби. Я говорю о фильме, который прославится больше, чем «Унесенные ветром», больше, чем «Рождение нации».[32] Я уже договорился с Дали[33] о создании костюмов. Стравинский[34] напишет музыку. Я подумываю о том, чтобы заказать Т. С. Элиоту[35] сценарий, по крайней мере, какую-то его часть…
Лицо Куика загорелось воодушевлением. Его планы всегда предусматривали участие самых выдающихся людей в области культуры; от одних он добивался согласия силой своего характера, от других – ловко используя их жадность. Большинство уступали, только чтобы избавиться от Куика, считая, что в конце концов из его затеи ничего не выйдет, что обычно и случалось.
– Дали – это было бы великолепно, – восторженно сказал Рэнди Брукс.
– Еще бы, – раздраженно бросил Куик. – Могу вам прямо сказать: эскизы костюмов он сделает. – Он мрачно посмотрел на Брукса.
– Дело в том, – продолжал Брукс, уловив ход мыслей Куика, – что ты тоже будешь великолепен, Робби. Дон Кихот и Санчо Панса – Боже, мы могли бы вместе сделать нечто грандиозное! Это было бы как в Бристоле, когда Тоби Иден играл Фальстафа, а ты – судью Шеллоу…[36]
Вейн удивленно поднял бровь. Рэнди, оказывается, знал о его карьере больше, чем он сам. Тогда в Бристоле он чувствовал, как бывало не раз, что Тоби затмил всех других исполнителей – и не удивительно, ведь Фальстаф был более выигрышной ролью. И вообще Тоби всегда легко находил ключ к сердцам зрителей, тогда как Вейну приходилось за них бороться.
Сейчас он должен был признать, что идея сыграть вместе с Рэнди Бруксом была заманчивой. Мысленно он представил себе картину: он сам верхом на худой кляче, с бородой, длинным носом и густыми бровями, в пыльных доспехах, а рядом Рэнди на осле – преданный слуга, который на деле умнее своего хозяина и
